Томас Пинчон - V.

– Интересно, – сказал Профейн, – не тот ли это отец Фэйринг…

Стенсил замер, виски заколыхалось в его стакане. А Профейн принялся мечтательно рассказывать о своей службе в Крокодильем Патруле, о том, как преследовал по всему приходу Фэйринга пегого зверя, пока не загнал его в какую-то каморку, озаренную жутковатым свечением, и не пристрелил.

Стенсил старательно допил виски, протер стакан носовым платком и поставил на стол. Затем надел пальто.

– Пойдешь за доктором? – поинтересовался Профейн, уже уткнувшись лицом в подушку.

– Вроде того, – ответил Стенсил. Через час он был у Мейстраля.

– Не будите ее, – попросил Мейстраль. – Бедняжка. Никогда не видел, чтобы она плакала.

– Вы также не видели, как плачет Стенсил, – сказал Стенсил, – но можете увидеть. Вы бывший священник. А Стенсил одержим дьяволом, спящим в его постели.

– То бишь Профейном? – Мейстраль попытался пошутить: – Надо обратиться к отцу А., он у нас безработный экзорцист, все время жалуется, что скучает без дела.

– А вы не занимаетесь изгнанием бесов? Мейстраль нахмурился:

– Этим занимался другой Мейстраль.

– Он одержим ею, – прошептал Стенсил. – V.

– Вы тоже больны.

– Ради Бога.

Мейстраль вышел на балкон. В ночном освещении Валлетта казалась совершенно необитаемой.

– Нет, – сказал Мейстраль, – вы не добьетесь желаемого. Это было бы необходимо, если бы мир принадлежал вам. Но в этом случае надо изгонять бесов из города, с острова, с каждого корабля в Средиземном море. Со всех континентов и всего мира. По крайней мере, западного мира, – добавил он. – Коль скоро мы западные люди.

Стенсил поежился от утренней прохлады, проникавшей в открытое окно.

– Я не священник, – продолжил Мейстраль. – Вы напрасно взываете к человеку, которого знаете только по литературной исповеди. Наши разрозненные «я», Стенсил, не ходят вместе, как сиамские близнецы. Бог знает, сколько различных Стенсилов преследовали V. по всему свету.

– Фэйринг, – прохрипел Стенсил, – в чьем приходе в Стенсила стреляли, был предшественником отца Аваланша?

– Я мог бы вам ответить. Назвать имя.

– Но?

– Но решил не усугублять ситуацию.

Глаза Стенсила сузились. Повернувшись, Мейстраль уловил в них настороженность.

– Да, да. Нас тринадцать, и мы тайно правим миром.

– Стенсил все бросил, чтобы привезти сюда Профейна. Ему следовало бы вести себя осторожнее, но он этого не делал. Неужели он ищет собственной погибели?

Мейстраль с улыбкой посмотрел на него. Жестом показал на крепостные стены Валлетты.

– Спросите у нее, – шепотом сказал он. – Спросите у этих камней.

Через два дня Мейстраль зашел в меблированные комнаты и обнаружил там мертвецки пьяного Профейна. На его бледном лице, освещенном полуденным солнцем, отчетливо был виден каждый волосок недельной щетины. Профейн дрых с открытым ртом, шумно храпя и пуская слюни, и, по всей видимости, чувствовал себя прекрасно.

Мейстраль дотронулся до его лба тыльной стороной ладони. Отлично. Температура спала. «Но где же Стенсил?» – подумал Мейстраль и тут же увидел записку, кубистическим мотыльком мелькнувшую на монументальном возвышении пивного брюшка Профейна:

У корабельного слесаря Акилины [298]есть сведения о некой мадам Виоле, толковательнице снов и гипнотизерше, которая проезжала через Валлетту в 1944 году. Она увезла стеклянный глаз с собой. Девушка, о которой говорил Кассар, все наврала. V. использовала глаз для гипноза. Она уехала в Стокгольм. Стенсил направляется туда же.

Возможно, этот потрепанный кончик ниточки куда-нибудь да выведет. Распоряжайтесь Профейном как вам будет угодно. Стенсил ни в ком больше не нуждается. Sahha .

Мейстраль обвел комнату взглядом в поисках выпивки. Профейн вылакал все, что было.

– Свинья.

– Кто? – спросил Профейн, проснувшись. Мейстраль прочитал ему записку. Профейн скатился с кровати и подполз к окну.

– Какой сегодня день? – спросил он и чуть погодя добавил: – Паола тоже уехала?

– Вчера вечером.

– Все меня бросили. Ладно. Как вы мной распорядитесь?

– Для начала дам тебе в долг пятерку.

– В долг? – взревел Профейн. – Лучше подумайте как следует.

– Я еще зайду, – сказал Мейстраль.

Вечером Профейн побрился, принял ванну, надел замшевую куртку, джинсы, напялил на голову широкополую ковбойскую шляпу и отправился прошвырнуться на Королевскую дорогу в поисках развлечений. Развлечение подвернулось в лице чистокровной американки Бренды Уигглсуорт, которая училась в Бивер-колледже и, по ее словам, была обладательницей семидесяти двух пар бермуд – половину она взяла с собой, отправившись в июне в Большое турне по Европе, которое обещало быть на редкость веселым путешествием. Впрочем, уже всю дорогу через Атлантику на корабле бурлило такое веселье, что у Бренды голова шла кругом – не столько от головокружительной высоты шлюпочной палубы, сколько от джина с терновым тоником. Во время этого развеселого плавания на восток она делила уют спасательных шлюпок со студентом академических равнин Джерси (летом он подрабатывал стюардом), который подарил ей игрушечного тигра, дал повод опасаться беременности (его эта проблема не волновала) и обещание встретиться с ней в Амстердаме у бара «Пять мух». На свидание он так и не пришел, но зато она пришла в себя – по крайней мере, твердо решила вновь стать безгрешной пуританкой и начать Праведную Жизнь сразу, как только выйдет замуж, что собиралась сделать в ближайшее время; такое решение она приняла на заполненной десятками черных велосипедов стоянке у бара возле канала, чувствуя себя выброшенной на свалку, травинкой перед нашествием саранчи. Не важно, скелет или панцирь, – внутри та же прочность, что и снаружи, и она – уже не прежняя хрупкая Бренда, девушка с белокурыми локонами, – продолжила путь вдоль Рейна, по пологим холмам с виноградниками, затем в Тироль и оттуда в Тоскану на взятом напрокат «моррисе», у которого бензонасос то и дело стучал от натуги, в такт ее сердцу и щелканью фотоаппарата.