Алексей Рыбин - Фирма

Митя, учась в своем институте, и вообразить не мог, что через десять лет он будет сам устраивать концерты Панкратову. Перестал существовать Советский Союз, прогрохотал путч, менялись президенты, менялась экономика, менялись деньги, меняли названия улицы и города, и только Панкратов оставался неизменным. Как он пел про слякотный мегаполис в семьдесят седьмом, так сейчас пел про Голливуд – с теми же интонациями, с теми же танцами, в костюмах такого же точно покроя, как и раньше. Волосы Панкратова были все той же длины и густоты, не говоря уже о том, что ни намека на седину не было в шевелюре этого бодрого, прыгучего и верткого пятидесятилетнего юноши.

Панкратов всегда стремился украсить свои выступления, превратить их в некое подобие театрального представления, и Мите казалось, что в этом направлении он, бесспорно, лидирует. Однако оказалось, что нет предела совершенству.

Если на концертах Панкратова патока и мед медленно текли со сцены в зрительный зал, обволакивали зрителей липкими, мягкими, тягучими волнами, то во время представлений Егорова эта патока и этот мед, смешанные уже с сахарной пудрой или даже сахарином, били в ошеломленных поклонников тугими струями из тысяч мощных водометов. Или – пескоструев, как посмотреть.

Митя ненавидел работу с этими представителями русской популярной музыки вовсе не из-за ничтожности их песен – наплевать ему было и на "заек", про которых кричал Егоров, и на "бэби", о которых тянул Панкратов. Митя давно перестал реагировать на качество той музыки, которую продавал. То, что ему нравилось, он слушал у себя дома, если на это хватало времени. По привычке Митя все еще говорил в дружеских беседах, что он меломан, что собирает коллекцию дисков, обожает хорошую музыку, и сыпал именами и названиями. Однако на самом деле музыку Матвеев слушал все реже и реже, а новых дисков для своей коллекции не покупал уже года четыре. Некогда было, да и, если честно, желание как-то иссякло. Музыки ему хватало на работе. Иногда это была даже весьма неплохая музыка.

Что до Панкратова с Егоровым – Митя вообще не воспринимал их как творческих единиц, на концертах этих певцов Матвеева интересовал только билетный "вал" и процент, который он получит за проделанную работу.

Ненавидел он их за другое – за претензии, которые предъявляли эти фанерные герои устроителям концертов. Не сами, конечно. Сами они и не подозревали о существовании какого-то Мити Матвеева, им было не до него. У них хватало своих забот. Вот перекрасить волосы, например. Или там татуировка.

Митя разговаривал с администраторами звезд, и пафоса у этих администраторов было не меньше, а может быть, и больше, чем у самих героев русской попсы.

После этих разговоров начиналась такая суета, такая головная боль, что Митя только и ждал, когда же от платформы Московского вокзала тронется поезд, унося с собой два вагона с труппой и техническим персоналом группы Егорова или вагон со свитой Панкратова. Сами полубоги передвигались иначе. Егоров летал на арендованном самолете, Панкратов – на обычном рейсовом, почти как простой смертный. А иногда Егорова доставлял из столицы специально оборудованный лимузин.

Митя гонял своих младших администраторов, и те, проклиная все на свете, искали какую-то специальную стойку для гитары, увиденную гитаристом Егорова в неком нью-йоркском зале. Гитарист говорил, что другая ему не подходит. Певцам нужны были определенные типы микрофонов. Танцоры морщились и орали, что линолеум – говно, они не могут танцевать на этой дряни, свет – говно, звук – говно, администраторы – уроды, зал – развалюха, в гримерках гуляют сквозняки, и так далее и тому подобное.

То, что было написано в райдере, то есть в списке необходимого оборудования и всего остального, что должна была предоставить фирма, принимающая труппу, зачастую оказывалось не тем, чего труппа жаждала.

– Вот же, черным по белому! – кричал Митя, тряся копией райдера, состоящего из двадцати страниц мелкого шрифта. – Вот же, все написано. Это ваши требования. Все сделано по райдеру.

– Я не знаю, кто писал эту бумажку, – отвечал Игнатий Израилевич, или Ашот Ашотович, или кто другой из бесчисленных администраторов. – Мне нужно, чтобы линолеум на сцене был итальянский, а у вас дерьмо какое-то. Ты у себя на даче клей такой линолеум, а мои девочки танцевать здесь не будут.

После окончания гастролей Митя, за бутылкой водки, говорил своим взмыленным товарищам: