Алексей Рыбин - Фирма

– Слушай, а чего мы здесь делаем? – спросил он своего старшего товарища, который в этом странном, чудом сохранившемся в центре Москвы пивном баре советского образца чувствовал себя как рыба в воде и рылся в кармане, собираясь, видимо, отбыть к стойке с двумя блестящими пивными кранами. У стойки толпилась небольшая очередь из мужчин в темной, бедной одежде. Лица у мужиков были красного цвета, в морщинах, некоторые – с синяками, иные – с глубокими шрамами.

– Тебе не нравится? – спросил Кудрявцев. – Ты чего? Это такое место! Памятное… Мы тут с Лековым знаешь как оттягивались? Еще в семидесятые. Как оно сохранилось до сих пор – просто не представляю… Память! Только здесь я чувствую себя молодым. Эх, Толька, сейчас пивка рванем… Ты не бойся, тут хорошо… Расслабься… Я быстро.

Кудрявцев пошел к стойке и встал в конец очереди, оставив Толика наедине с его страхами и тошнотой, которую Боян испытывал от одного только вида этой жуткой "пролетарской" пивной.

– Слышь, друг, дай три рубля.

Чья-то рука ударила Толика по плечу.

– А?

Боян повернулся и увидел перед собой парня в синем спортивном костюме явно турецкого производства. Длинные сальные волосы, маленькие глазки на потном лице… Эти глазки бегали по сторонам, то ли что-то выискивая, то ли просто не могли зафиксироваться хотя бы на миг.

– Три рубля?

– Чо, не русский, что ли? Братан, ты слышишь, або как?

– Сейчас…

Толик сунул руку в карман и понял, что ни копейки мелочи у него нет. Только пачка долларовых купюр.

– Нету у меня, – хмуро сказал Боян.

– Ладно парить-то, – буркнул парень и наклонился к Толику, обдав его густым пивным духом, смешанным с непереносимой вонью, изливающейся из широкого рта. С желудком у этого аборигена пивной было явно что-то не в порядке.

– Я не понял, брат, – произнес парень, дыша Толику прямо в лицо и пытаясь заглянуть в глаза. – Не понял тебя.

– Сейчас, – прошептал Боян, – сейчас подойдет…

– Кто?

– Ну сейчас, – снова сказал Толик, прикидывая, что если он ударит гопника коленом в пах и рванет отсюда, то на людной улице ему уже ничего не будет угрожать. Там народ, милиция. Там этот урод не посмеет на него наехать. Хотя…

Толик настолько редко попадал в подобные ситуации, настолько не был приспособлен к решению вопросов самозащиты, что даже не очень испугался. Он испытывал лишь отвратительное чувство полной беспомощности и стыда – ему казалось, что все посетители пивной отложили свои дела и смотрят в его сторону. При этом самым неприятным было то, что они были явно на стороне вонючего гопника.

– В чем проблема?

Толик с облегчением услышал голос Романа и обернулся, вынырнув из облака тяжелого смрада, исходившего от завсегдатая пивной.

– Что случилось, ребятки? – Роман стоял у стола, держа в руках четыре тяжелые кружки, наполненные бледно-желтым пивом с тоненькими полосками пены.

– Братан! Мы тут разговариваем, – сказал гопник, оттесняя Толика и надвигаясь на Кудрявцева.

– Слушай, ты, я тебе не братан, – вполне благодушно ответил Кудрявцев, ничуть не испугавшись. – А если хочешь называть меня братаном, будь другом, возьми банку водочки. Только хорошей, "Смирновской" там или какой еще… Сделаешь?

Кудрявцев уже протягивал парню две пятисотенных.

– Ну, чего мнешься? Вместе и хряпнем. Только гляди! Не обмани.

– Да ты чо, в натуре, мужик? Чтобы я кого кидал?

– Вот и славно, – пьяно улыбнулся Кудрявцев. – А мы с товарищем тебя здесь подождем.

Парень, взяв деньги, растворился в полумраке заведения, а Кудрявцев поднял кружку и тихонько стукнул ее о ту, что была ближе к Толику.

– Ну, давай! За наше прошлое! Оно ведь, прошлое-то, – самое лучшее, что у нас есть. Лучше уже ничего не будет! Давай, Толечка!

Боян послушно зацепил пальцами уродливую посудину и поднес ко рту. Запах тухлятины ударил в ноздри. На ободке кружки виднелся след красной губной помады. В горле Толика снова заклокотала тошнота.

– Не боись! Вперед!

Решив не спорить с пьяным Кудрявцевым, Толя зажмурился и, повернув кружку так, чтобы случайно не лизнуть помаду, сделал первый глоток.

Опьянел он довольно быстро. Пиво, которое казалось разбавленным и слабым и совершенно не походило на все сорта, перепробованные Толиком прежде, проявило себя довольно сильнодействующим алкогольным напитком.

Правда, Боян отдавал себе отчет и в том, что бутылка водки, из которой Роман подливал в кружки, тоже сыграла свою роль, но эта мысль растворилась в благодушии, которое вдруг охватило Толика. Настроение его неожиданно поднялось, и даже урод гопник, тоже очень быстро опьяневший и постоянно что-то бормотавший, не казался уже таким отвратительным.