Алексей Рыбин - Фирма

Нужны были чиновники, причем немалого ранга, то есть, представители той социальной группы, к которой свободомыслящий Гурьев всегда относился с демонстративным пренебрежением, если не сказать с презрением.

Именно тогда к Гольцману пришел Яша Куманский, вездесущий журналист, тоже выплывший на перестроечных волнах из мелководья гонораров официальных советских газет и прибившийся к сахарным айсбергам коммерческих изданий.

Борис Дмитриевич был как раз тем человеком, который мог "нажать на кнопки" и повлиять на судьбу питерского гения, оказавшегося в неволе. Гольцман своих связей не афишировал, но Куманский, однако, не считал бы себя журналистом, если бы не знал, что Боря Гольцман частенько бывает в мэрии, захаживает в Большой Дом, а на даче у него бывают в гостях фигуры самого разного калибра, от авторитетных бандитов до крутых чиновников.

Они сидели в старом офисе Гольцмана – гораздо более роскошном, чем тот, в который представительство "Норда" перебралось примерно через год, когда Борис Дмитриевич пережил один из самых тяжелых периодов в своей жизни в связи с серьезными неприятностями и финансовыми трудностями, вызванными чересчур пристальным интересом налоговой полиции к его фирме.

– Боря, помоги ты Вовке, это же наш человек, – говорил Куманский, пытаясь заглянуть в глаза Гольцмана, которые тот упорно отводил в сторону. – Ну кто сейчас не торчит? Да и кокс – это ведь, скорее, мода… Он же модный парень, Вовка, ему это, так сказать, по рангу положено. Ноблес оближ…

– Положение… – Гольцман посмотрел журналисту прямо в глаза. – Положение, говоришь, обязывает? А меня?

– Что?

– Меня не обязывает мое положение?

Гольцман прошелся по кабинету, засунув руки в карманы брюк.

Внезапно Куманский понял, какую он сейчас допустил ошибку. Сам, своими руками, точнее, своими словами он вознес Гольцмана на очередную ступеньку его мании величия, которая последнее время все чаще давала о себе знать. С некоторых пор окружающие начали замечать, что Борька Гольцман, всегда бывший "своим парнем", помогавший деньгами и выпивкой, болтающийся по концертам и выставкам, Борька, с которым всегда можно было надраться и послушать свежие анекдоты, снять девчонок и завалиться к нему, Гольцману, домой среди ночи с тем, чтобы "зависнуть" там суток на трое, – этот самый старый приятель Борька меняется: становится нелюдимым, заносчивым, вместо приветствия цедит сквозь зубы что-то невнятное, фильтрует свои знакомства, отдавая предпочтение "нужным" людям, какими бы моральными уродами те ни оказывались при ближайшем рассмотрении.

Сейчас же Куманский дал Гольцману понять, что от его решения зависит судьба человека, и не просто человека, а знаменитости, старого его, Бори, знакомого, не сказать конкурента, но личности, всегда вызывавшей у Гольцмана некоторое подобие ревности.

Борис Дмитриевич сел за стол и еще раз взглянул на Куманского.

– Его положение обязывает, – снова сердито пробурчал Гольцман. – И чем же, ты думаешь, я могу ему помочь?

Куманский присел к столу и начал шуршать бумагами в своем портфеле.

– Вот тут у меня письмо от питерских артистов… Все подписали…

– Все?

– Ну, не то чтобы все, но многие. В общем, просьба о помиловании…

– Детский лепет.

– Адвокату собрали денег… Ты бы поговорил, Боря, там… ну, в мэрии, что ли…

– С кем же это?

– Да хоть с Высоцким…

О дружбе Гольцмана с первым заместителем генерального прокурора города знали немногие, и Борис Дмитриевич с трудом удержался от того, чтобы поморщиться и досадливо крякнуть. Откуда Куманский мог знать об отношениях между ним и Первым, как называли Высоцкого близкие знакомые и деловые партнеры, было для Гольцмана загадкой.

"Вот сволочь, – подумал Борис Дмитриевич. – Что же он еще знает? Не город, а большая деревня. Ничего не скроешь. Все на виду. Надо будет поосторожней вести дела".

– То есть ты думаешь, что если парня взяли с кучей наркоты в кармане, то Высоцкий будет его отмазывать? И именно теперь, когда за косяк на улице метут и в КПЗ тащат? Это нулевой вариант, Яша. Да и…

– Что? – напрягся Куманский.

– Ничего. Не та фигура, чтобы из-за нее лезть на рожон. Думаешь, это легко делается? Того же Высоцкого подсиживают со всех сторон. У него врагов больше, чем…

Гольцман едва не ляпнул "чем у меня", но опять успел вовремя остановиться.

– …Чем ты можешь себе представить, – натужно закончил он скользкую фразу.

– Ну так как же все-таки? – спросил Куманский. – Можешь помочь?