Алексей Рыбин - Фирма

– Это точно.

– Ну а сам процесс-то как?

– Процесс – минуты на две. Подавил на нервные, как он сказал, окончания, прыснул в рот спиртом – меня чуть не вырвало, – и все.

– Что – все?

– Не хочется бухать.

– Совсем?

– Ни капельки.

– Слушай, а как это – не хочется? Мне даже и не вообразить такого.

Гольцман встал, подошел к Ольге, взял у нее из рук чашку, поставил на подоконник. Потом обнял Стадникову сзади, сжал пальцами ее груди.

– Ну, так как это – не хочется?

– А ты представь, что тебе года четыре.

– Не могу, – сказал Гольцман, еще крепче прижимая к себе Ольгу. – В четыре года у меня не было таких рефлексов, как сейчас…

– Я не про рефлексы говорю. Вот когда тебе было года четыре… Скажем, Новый год, родители за столом сидят, выпивают, а ты лимонадом наливаешься. Тебе водки хотелось тогда? Боря!..

Гольцман расстегивал Олины джинсы.

– Боря! Ну что ты делаешь!

– Ты говори, говори…

– Ну… В общем, рефлексы делаются, как у маленького ребенка… Ой… Осторожней!.. И выпить совсем не хочется…

– Все рефлексы?

Гольцман уже расстегивал свои брюки, одновременно стряхивая с плеч пиджак.

– Нет… Не все…

– Слава богу, – сказал Борис Дмитриевич, наклоняя Ольгу вперед и кладя грудью на подоконник. – Слава богу, что не все… А то я и не знал бы, что сейчас делать…

– Из окон же увидят, – засмеялась Ольга.

– Пусть видят!

Гольцман медленно и мощно задвигал тазом.

– Пусть видят и завидуют. Что у нас еще не все рефлексы, как у маленьких детей!

– Как там твой Митя? – спросила Ольга, стоя под горячим душем.

Гольцман растирал свое совсем еще не старое, крепкое, розовое тело жестким накрахмаленным полотенцем.

– А что тебе Митя?

– Ревнуешь? – Стадникова выключила воду и посмотрела на Бориса Дмитриевича. – Старый хрыч…

Гольцман быстро взглянул на себя в зеркало. Втянул живот, расправил плечи, переступил с ноги на ногу.

– Ты чего? – усмехнулась Ольга.

– Я? Ничего… А что такое?

– Танцуешь так смешно…

Борис Дмитриевич не удержался от еще одного взгляда в зеркало. На этот раз ему и впрямь показалось, что живот мог быть и поменьше, а бицепсы – чуть более очерченными. Снова кольнуло в печени.

– Да перестань ты на себя любоваться, – сказала Ольга. – Все равно лучше, чем есть, уже не станешь…

Гольцман резко повернулся и схватил Ольгу за грудь. Это получилось у него неловко. Кажется, вместо того, чтобы изобразить небрежную, игривую ласку, он причинил женщине боль.

– Отстань! Ты что, Боря, совсем уже? Что за прихваты? Тебе мало, что ли? Я – все. Я больше уже не хочу… Завязывай, Боря.

Борис Дмитриевич убрал руку.

– Ладно, как скажешь. Никто тебя насиловать не собирается. Мы же интеллигентные люди, правда? Подождем до вечера. Хотя и трудно.

– До вечера? А ты домой разве не собираешься?

– Если будешь настаивать, я, конечно, поеду домой. А если разрешишь остаться, то…

– Разрешу, Боря, о чем ты? Только вот как жена твоя? Не будет скандалить?

– Не будет. С женой у нас паритет.

– В каком смысле?

– Да разводимся мы, Оленька. Как говорили в дни моей молодости, "любовь ушла, завяли помидоры".

– Серьезно?

Ольга поставила одну ногу на край ванны и замерла.

– Вполне, – скромно ответил Гольцман. – У нее свои пристрастия, у меня свои, – он положил руку на колено Стадниковой.

– Хм… Ну, это мы еще обсудим, – сказала Ольга. – Конечно, оставайся… Мне одной, сам знаешь… Все не могу привыкнуть.

– Ладно. Пошли по кофейку, что ли.

Ольга накинула халат, Гольцман натянул спортивный костюм, и они направились в кухню.

Когда выпили по первой чашке, Стадникова вопросительно посмотрела на Бориса Дмитриевича.

– Ты чего? – спросил Гольцман.

– Мы о делах вроде собирались поговорить. Как там наши финансы? Каков расклад?

– Нормальный расклад, Оля. Я же тебе говорил про фонд.

– Ну, говорил. Только я ничего не поняла.

Гольцман встал и налил себе и Ольге по новой порции кофе.

– Понимаешь, не понимаешь – не важно. Я предлагаю тебе стать его президентом.

– Президентом чего?

– Не валяй дурака. Президентом фонда "Город".

– Зачем?

– Затем, что мне нужен президент. Я не могу все на себя взваливать. А кроме того, ты, как вдова Лекова…

– О господи! Сколько можно!

– Сколько нужно, столько и можно. Тебе деньги нужны?

– Нужны.

– Вот. А деньги, милая моя, надо зарабатывать. Они с неба ни на кого не падают.

– Это ясно.

– А раз тебе ясно, говори – будешь в фонде работать?