В «Гринз–Плейхаусе» алкоголь не допускался, так что народ из моей школы потреблял целые хозяйственные сумки «Макъюэнз–Экспорта» на коротком участке между автобусной станцией на Бьюкенен–стрит и театром, зачастую — с огорчительными результатами.
Вышибалы были настроены недружелюбно. Им доставляло удовольствие вколачивать людей обратно в кресла, а то и вовсе вышвыривать из зала. На большом концерте, вроде «лед–зеппелиновского», они были бессильны это сделать; толпа бесновалась неудержимо. Так что охранники просто выстроились перед сценой и таращились на зал, злобно и непонимающе, не постигая, почему вся эта молодежь так взбудоражена.
Несмотря на враждебность персонала, нас не обыскивали на входе. В те дни обыск был чем–то необычайным. Пронести внутрь газировку с подмешанным в нее алкоголем было легко — многие так и делали. Поэтому когда «Лед Зеппелин» вышли на сцену, зрители успели подзаправиться выпивкой. Частью зрители подзаправились и наркотиками, хотя в те времена я был слишком наивен, чтобы это осознавать.
Померк свет, и зрители взвыли. Даже на этой поздней стадии я бы не удивился, услышав объявление, что концерт отменен. Я был довольно убежденным пессимистом.
Банда появилась в следующем порядке: Роберт Плант, Джимми Пейдж, Джон Пол Джонс, Джон Бонэм. Толпа встала и начала орать. Я орал от души. Народ начал стал выбегать вперед, и еще не сыграно было ни одной песни, а вышибалы обнаружили, что их оттеснили под самую сцену.
Я смотрел на «Лед Зеппелин», стоящих наконец на сцене в Глазго. Я уже был доволен. Я не был привлекательным. И никогда не стану. Я никогда не получу девушку, которую хочу. У меня нет денег. У меня мало друзей. У меня никогда не будет секса. У меня в школе неприятности. Я знал, что у меня в жизни никогда ничего не будет идти хорошо. Я был довольно жалким мальчишкой, но э–эй, да и черт с ним. «Лед Зеппелин» начинали концерт, и я там был, лез по рядам сидений, чтобы оказаться ближе, и орал на них, чтобы показать, как я их люблю.
Я гуляю с Манкс по крытому рынку в Брикстоне. Манкс толкает коляску с ребенком, а в замкнутом людном месте это мешает ходить быстро. Я гляжу на прилавки, заваленные экзотической рыбой. Это занятно.
— Когда я рос в Глазго, там экзотическую рыбу не продавали. — говорю я Манкс. — Только треску да пикшу.
— Может, пора расширить опыт?
— Нет. Выйдет какая–нибудь гадость. С таким же успехом я мог бы проглотить капсулу с цианистым калием.
Манкс ест любую рыбу. Манкс — искательница приключений. Она объехала мир.
Где–то на задних прилавках, зарытую, никому не нужную, я замечаю маленькую рубашку–сеточку. С восторгом показываю на нее Манкс.
— Это ужасно, — говорит Манкс. — Она тебе нравится только потому, что напоминает тебе твои четырнадцать лет.
Приходится признать, что это правда.
— И все же, Манкс. Ты в свое время носила кое–что очень похожее. Примерно тогда же, когда носила и шляпу Нефертити.
— Пожалуйста, не заговаривай о шляпе.
— Это была бесподобная шляпа.
Манкс морщится.
— Спросишь о ней снова, когда я не буду самым нудным человеком в мире.
Манкс последнее время грызет себя нещадно. Меня это беспокоит.
Главное, что я помню о своей рубашке–сеточке, — у нее были маленькие пуговицы, а петельки быстро потеряли форму и рубашка постоянно расстегивалась. Это был очень «лед–зеппелиновский» предмет одежды.
Манкс отправляется в библиотеку, чтобы посмотреть литературу по компьютерному программированию. У нее плохо движется ее анимация, и это ее беспокоит. Я спросил, не поможет ли она мне судить литературный конкурс, и она ответила, что поможет. Если у нее будет время.
На следующий день я расстраиваю Манкс.
— Поверить не могу, что ты переспал с Джейн, — говорит она с негодованием.
— Ей одиноко. Ей нужен друг.
— Друг? Да она тебе даже не нравится.
— Для того, чтобы с кем–то переспать, не обязательно, чтобы этот кто–то нравился, — парирую я. —Разве когда человек не нравится, его привлекательности не видно? Это может даже возбуждать.
— Ты мне противен.
— К счастью, я не противен Джейн. Она сюда приехала подавленной, а уехала счастливой. Ну не то чтобы счастливой, может быть, но, клянусь, она стала гораздо бодрей. И, вообще, ты ошибаешься в том, что мне не нравится Джейн. Мне не нравится та Джейн, у которой депрессия из–за лишнего веса. Знаешь, та Джейн, которая тощая. А женщина, которую я взбадривал вчера ночью, — это та Джейн, у которой депрессия беспричинная.
Читать дальше