Виталий Дёмочка: Строгий режим

— …Приговор может быть обжалован… — заканчивал свою речь судья и теперь уже у Ольги подкосились ноги, и она почти рухнула на эту скамью. Но тут же её подняли конвоиры и, надев обоим наручники, быстро вывели из зала мимо тянущих к ним руки плачущих матерей и кричащих друзей.

Ольга шла молча. Если не считать залитого слезами лица, она была как зомби. Ничего не понимая и ничего не слыша вокруг, она смотрела только на любимого Юрку, которого вели впереди. Она всё ещё не до конца осознавала, что мечты о счастливой семейной жизни с ним так и останутся мечтами. Находящиеся в коридоре люди, у которых тоже судили в других залах друзей и родственников, провожали заплаканную девушку сочувствующим взглядом. Многие из них видели, что на суд её с тюрьмы не привозили. Как и её подельник, она пришла из дому.

Конвоиры провели их через какую-то дверь и находящийся там милиционер услужливо распахнул перед ней решетчатую дверь клетки.

— Добро пожаловать, — весело проговорил он, предлагая ей жестом пройти. Потом он закрыл за ней дверь и подмигнул своему напарнику. — Сегодня точно международный женский день, одни тёлки.

— Да-а, — весело протянул тот, провожая Ольгу похотливым взглядом. — Хорошо, что Альбины Игоревны нет, сами будем обыскивать.

— Ха-ха, — хохотнул первый конвоир и открыл дверь соседней клетки для Юрия.

Только сейчас, оказавшись за решёткой, Ольга начала осознавать действительность. Она не слышала ни издевательского тона конвойных, ни их слов. Но находящиеся вместе с ней женщины шёпотом успокаивали её.

— Не бойся, они тебя не будут шмонать и лапать.

Ольга непонимающе посмотрела на них и уставилась на Юрку. Мужчин вместе с ним в клетке было только двое, тогда как с ней сидело, а вернее, стояло шесть или семь женщин разного возраста. Она ещё не обращала внимания на такое необычное соотношение мужчин и женщин за решёткой, хотя сознание уже возвращалось к ней. Она смотрела в глаза своёго любимого, который что-то тараторил про то, что они подадут жалобу и тогда всё разрешится. Он и сам был ещё в шоке, но успокаивал в этот момент скорее не себя, а Ольгу, которую очень любил.

— Всё будет хорошо, Оля. Отец мне крикнул, что подаст тоже жалобу, и нам с тобой надо написать. Всё будет хорошо, там во всём разберутся.

Ольга смотрела на него, с трудом разбирая его слова, и перед её глазами вдруг встала картинка из прошлой, теперь уже, жизни. Когда-то она смотрела на зверей в зоопарке, они там находились в точно таких же клетках, в какой она видит сейчас своёго любимого и в какой она находится, значит, и сама. В голове сразу стало мутно и ноги у неё подкосились.

Очнулась Ольга, когда уже подъехал воронок. Она лежала на полу на подстеленной одной из заключённых женщин куртке. Из Юркиной клетки уже выводили последнего мужчину, и милиционер подошёл к двери, чтобы выводить женщин.

— Вставай давай! Хули развалилась тут?! — пнула её ногой одна из заключённых.

— Ну не трогай её, пожалуйста, — как-то неуверенно заступилась та, что постелила ей свою куртку. — Видишь, у неё обморок.

Ольга уже всё слышала и понимала. Слышала она и то, что помогающая ей женщина боится ту, которая её пнула. И понимала она, что попала в ту самую страшную сказку, которой пугают подростков, в которой есть настоящие волки и волчицы, которые могут тебя съесть. Ей стало очень страшно.

— Да глаза вон у неё открыты, чё ты чешешь!? — опять рявкнула строгая заключённая, протискивая к выходу свой мешок. — Ну-ка, подскочила быстро! Хахаля твоего теперь нет, на руках носить никто не будет.

В этот момент конвойный открыл дверь их клетки и скомандовал:

— Давай выходи по одной.

Женщины стали осторожно переступать через ноги Ольги, которые лежали поперёк выхода. Она стала подниматься.

— Давай, давай, выскакивай. Я последняя выхожу, — скомандовала в свою очередь из клетки её обидчица.

— Что-то пока пацан её тут был, ты не трогала её, Коса, — с иронией сказал ей конвойный, который уже знал не первый раз ездившую на суд арестантку.

— Да чё мне её хахаль? — воспалилась та. — Он ей здесь уже не поможет. Ну-ка, иди, — пхнула она к двери Ольгу и встала у выхода со своим мешком.

Конвоир выпустил Ольгу и показал рукой, куда идти. Несмотря на свою похотливость, он не стал хлопать её по заднице рукой, как обычно это делал с молодыми заключёнными. Что-то человеческое шевельнулось в нём, и он понял состояние девушки, которую прямо со свободы забрали и посадили в клетку к прожжённым зечкам, к тем самым матёрым волчицам.