Виталий Дёмочка - Строгий режим

К концу рабочего дня состояние апатии Шаповалова постепенно проходило. Ещё не успевшее окрепнуть зародившееся высокое чувство разбилось, будто упав с высокого тюремного забора на бетон. Ольга враз стала для него одной из массы заключённых женщин, к которым всегда относился одинаково. И когда после допроса малолеток он стал вызывать уже раскиданных по разным хатам арестанток из бывшей один восемь, то с Ольгой беседовать не стал, хотя у него была возможность вызвать её раньше ещё занятого Дунаева. Ему почему-то даже не хотелось видеть её больше, не то, что разговаривать с ней. А когда перед уходом домой его апатия сменилась злостью за утраченные деньги на телевизор, он зашёл в кабинет Дунаева и сказал раздражённым голосом:

— Одни шлюхи там собрались в этой восемнадцатой. Правда, Валерий Степаныч? Эту Шеляеву, говорят, таскали тут все кому не лень. Я кого допрашивал из них, они говорят, что её часто вызывали куда-то, — в сердцах говорил Шаповалов, совсем забыв, что сам же её и вызывал. — Может, даже из наших кто-то её дергал.

Дунаев сначала смотрел на него удивлёнными глазами. Такое поведение ранее влюблённого по виду подчинённого озадачило его и поначалу он даже не мог ничего сказать. Пытливый ум старого оперативника искал в этом какой-то ход, предпринятый Шаповаловым для достижения своей цели.

— Ну, из наших-то вряд ли, — наконец произнес Дунаев осторожно.

— Может и не из наших, — равнодушно к предположению начальника ответил Шаповалов, но всё ещё с раздражением в адрес Ольги сказал: — Но кое-кто из братвы её точно таскает. Соломин ваш, например. Вы знали об этом?

— С чего ты взял? — уже ошарашенно спросил Дунаев, откинувшись на спинку стула. Для него было новостью не то, что Солома может крутить с этой девушкой, а то, что он мог встречаться с ней через кого-то другого. Тогда как он запретил всем подчинённым решать вопросы со смотрящим без него.

— А вот, посмотрите, — сказал Шаповалов и с гордым видом положил на стол начальника маляву Соломы Протасу, — как раз сегодня перехватил.

Дунаев пробежал глазами написанное, но не увидев в нём реального подтверждения состоявшейся без него встречи облегчённо вздохнул.

— Ещё и Протасов её мог дёргать, — добавил Шаповалов, кинув на стол вторую маляву, которую писал Ольге Протас. — Но это уже, наверное, в компетенции…

Он замолчал и поднял глаза в потолок, намекая Дунаеву на хозяина тюрьмы. Главный кум внимательно посмотрел на подчинённого, будто пытаясь прочитать его мысли и, убрав малявы в стол, сказал:

— Молодец, конечно, что о работе не забываешь, но с такими малявами впредь разбирайся сам. Ты же знаешь, что нас больше интересует. Ладно, иди. С Соломиным я сам разберусь, и с Протасовым тоже.

Шаповалов сразу развернулся и пошёл к выходу, не чувствуя на спине задумчивый взгляд начальника. Выйдя за дверь он даже почувствовал некоторое облегчение, как будто облегчил душу. И ещё злорадно усмехнулся, подумав, что теперь Дунаев всё знает и не даст этой шалаве удовлетворять свою похоть ни с кем. Сейчас он пока просто злился и ненавидел её, ведь от любви до ненависти, как известно, один шаг. И потому не испытывал сейчас элементарного сексуального притяжения как к просто красивой девушке. Его сейчас больше беспокоил телевизор и, решив вдруг плюнуть на приличие, он отправился его забирать. Первым делом он заглянул на первом этаже в глазки пятёрки и шестёрки, так как не знал, кто именно забрал с собой его телевизор. Не увидев его в этих камерах, он поднялся на второй этаж и подходя к семнадцатой твердил про себя: «Хоть бы здесь был». Он прекрасно понимал, что если его телевизор окажется в камере, где сейчас Ольга, то забирать его туда он не пойдёт. Но на его счастье Коса, которую перевели в семнадцатую, сидела у окна и как раз настраивала каналы, двигая по решётке антенну.

— Та-ак, — сказал он, заходя в камеру и прямо в сапогах пройдя к окну по лежащим на полу одеялам. — Телевизор я забираю, его вам давали, когда вы вели себя хорошо… на время давали…

Он молча выдернул антенну и стал скручивать провода. Сказав первую пришедшую на ум причину, он всё же почувствовал большую неловкость под женскими взглядами и ему стало стыдно.

— Это вообще-то подарок был, — произнесла Коса, с тоской глядя на телевизор, но не решаясь отстаивать его более решительно.

— Кто вам такое сказал? — спросил он, не решаясь посмотреть на неё, но зная, что после сегодняшнего у Косы можно отобрать без боя даже её сменные трусы.