Игорь Ефимов - Седьмая жена

Продюсер Джек в сердцах швырял скомканные листки в корзину и выбегал из кабинета с криком: «Без меня! Делайте что хотите, но чтобы имени моего не было под этим! Мне хватает семейных скандалов и без того! Пусть кто-нибудь втолкует этому истукану, что всему должна быть граница!»

Антон уступал, откладывал опасную тему до других времен. Но в душе не сдавался. Человек должен следовать тому, что ему назначено. Идти на смутный зов. Даже если он не знает точно куда.

Он не знал. Он не знал, что заставляло его снова и снова выкраивать день, вечер, ночь, садиться в машину и мчаться к какому-нибудь заштатному мотелю на полпути до Питсбурга. И верить, что с другой стороны, навстречу ему, примчится машина с сиреневым инопланетным флажком. Поля любви сходились с полями опасности, и в точке их пересечения возникало непереносимо манящее свечение. Оно окружало Джил, когда она входила к нему в дверь скромного номера и вешала снаружи невыполнимую просьбу «не тревожить». Но даже ей он не мог обещать ничего, кроме себя сиюминутного. И был счастлив тем, что она не требовала от него стать другим. И мчалась к нему навстречу, когда бы он ни позвал.

Кто знает – может быть, ему суждено прожить с нею остаток своих дней. А может быть, ему назначено начать с нее и пройти весь путь обратно, вернуться по очереди ко всем своим прежним женам. Может быть, наоборот, предстоит идти только вперед, дойти аж до двенадцатой и закончить плавание жизни на корабле, полном жен и потомков, любящих его и друг друга без ревности, сведенных вместе его любовью. Сегодняшнее плавание на «Вавилонии-2», собравшее так много людей, которые без него никогда бы не узнали, не сблизились бы друг с другом, – не репетиция ли оно того будущего, окончательного его торжества? Быть может, вся его задача – чтобы любви было много, чтобы хватило на всех?

«Тойота» останавливается на стоянке вблизи причала. Обе женщины выходят, помогают выйти детям. Пассажирка берет за руку мальчика. Его мать ставит чемодан в удобную коляску, в которой есть сиденье и для девочки. Они идут в сторону сверкающей «Вавилонии-2». Потом вдруг оборачиваются и прощально машут тому, кто держит камеру. Рука снимающего на мгновение появляется в кадре. Машет в ответ. Она видна расплывчато, не в фокусе. Но кольца, но кружевной манжет блузки явно показывают, что снимает – женщина.

Вновь прибывшие поднимаются по трапу. Приветливый охранник подхватывает детей, проносит их одного за другим через калитку-детектор. Подает руку дамам. Пассажирка в пестром платье достает из саквояжа красный термос, с извиняющимся жестом показывает его охраннику, постукивает пальцем по металлическому корпусу. Охранник понимающе кивает, помогает спрятать термос обратно в белый саквояж. Пропускает приехавших на корабль.

Антон проснулся от сдавленного крика. Подскочил, сел в кровати, выпучив глаза в темноту каюты. Тут же понял, что кричал он сам.

«Это всего лишь дурной сон, – подумал он. – Какое счастье, что это просто кошмар. Что можно проснуться и спастись».

Но страх не исчезал.

Он понял, что просто во сне память его сумела наконец доискаться до тревожного пятна, мучившего его весь день. До красного термоса, мелькнувшего в расстегнутом саквояже.

Десятки других ничтожных впечатлений мгновенно вспыхнули и протянулись лучами к этой обжигающей точке.

Как?! как он мог забыть о ней?

Подруга Мелады! Куда делась подруга Мелады? И кто она? Не она ли уходила прочь от причала во время последней короткой остановки в Виндзоре? Правда, та была в белом брючном костюме. Но разве не могла она просто переодеться, оставить пестрое платье в каюте? Он заметил уходящую мельком. Не узнал. Но сейчас вспоминает – что-то было знакомое в этой кукольной походке. Но кто-то отвлек его в тот момент. Он ни разу не видел ее лица. Но вечером она была без шляпы. И он запомнил мелькнувшую деталь: мочка уха удаляющейся женщины показалась ему странно деформированной, расплющенной.

Погружаясь все глубже в пучину несказанного ужаса, он припомнил также, какое странное выражение было на лице Мелады сегодня вечером. И вместо обычного «доброй ночи» она сказала по-русски «прощай». А дети? Сначала их не было в зале. Она разбудила их? Привела проститься?

Он закричал снова – теперь уже наяву.

Он начал вырываться из плена одеял и простыней.

Босой, всклокоченный, полуодетый, он выбежал в коридор и понесся по нему, воя и колотя кулаками в двери кают.

Испуганные пассажиры просыпались один за другим, высовывали головы из дверей, спрашивали, что случилось.