Им пришлось ползти еще минут пятнадцать, прежде чем приемник сумел выудить из сырого мрака писк радиомаяка. «Вавилония» повернула на север и стала приближаться к невидимому берегу.
– Пятнадцать… четырнадцать… тринадцать». – вслух объявлял Рональд, не отрывая глаз от глубиномера. – Всё!.. Дальше нельзя… Прибрежные мели слишком коварны…
Дружно, наперегонки пробарабанили обе якорные цепи. Заранее надутый мотобот уже лежал на палубе, заполнив ее целиком, вминаясь резиновыми бортами в перила. Где-то наверху, в тучевых катакомбах, дождь и ветер набирались сил для новой атаки. Но пока было затишье. Днище мотобота шлепнулось о воду с неожиданно громким хлопком.
– Назад! – прошипел Пабло-Педро, хватая за руку Рональда, тащившего к борту мощный бензиновый мотор. – У меня электрический припасен, бесшумный… Вон там, под надстройкой.
Пока устанавливали мотор и опускали один за другим тяжелые кубики батарей, Антон натянул высокие, до подмышек, резиновые сапоги, застегнул лямки.
Рональд помог ему перелезть через борт, протянул попискивающий радиотелефон.
– До берега не больше мили… Доплывете за десять минут… Вы уверены, что справитесь вдвоем?
– Справится ли мотобот – вот в чем проблема. Я совершенно не представляю, сколько тонн багажа захочет взять наш пассажир.
Пабло-Педро уселся на мягкой корме, взялся за руль. Лопасти винта, изготовленного в Западном полушарии, взбаламутили воды Восточного. Резиновый борт прошелестел вдоль железного, отделился, бесшумно окунулся во мрак. Антон сидел на носу, выставив вперед антенну, ловил летящие навстречу сигналы, нанизывал их, как колечки, на невидимую путеводную нить. Пабло-Педро не видел его руки, но видел качания светящегося циферблата часов. Правее, левее, так держать…
Минут через десять из темноты высветилась полоска прибоя. Но почти одновременно восточный песок стал задевать за западный винт. Пришлось выключить мотор, перевести его в горизонтальное положение.
Антон перешагнул через борт и побрел к берегу, волоча мотобот за веревку. Пабло-Педро помогал ему, подгребая веслом. Бульканье прибоя и шум сосен боролись друг с другом за ничейный простор тишины. Но обгоняя их, все настойчивее, все призывнее проскальзывал навстречу писк радиомаяка.
Негромко тявкнула собака.
Луч фонарика мелькнул среди стволов.
И тут же темная фигурка выбежала на холодный пляж и помчалась Антону навстречу, раскинув руки.
Он уже готов был поймать ее, но в это время Пабло-Педро проскочил вперед, перехватил, поднял на воздух, закружил, расцеловал. Только после этого отдал отцу.
– Значит, это правда? Дэдди, это правда? Мы уезжаем? Мы возвращаемся домой?… И никакая надпись не загорится?… Ты – это ты? И я – это я?… И так будет всегда?…
– Поздравляю, – раздался в радиотелефоне голос Рональда. – От всего сердца. Голда, родная, скажи мне два слова.
– Как ваш extermus abdominis? Мой стал позорно дряблым.
– Завтра мы им займемся. Но сейчас у вас нет ни минуты. Далее на поцелуи. Грузитесь и отчаливайте немедленно.
Пабло-Педро выбежал навстречу Козулину-старшему, впрягся вместе с ним в тележку, поволок тяжелый груз к лежащему на резиновом брюхе суденышку. Ньюфаундленд подталкивал сзади. Антон опустил Голду на песок, шепнул: «Иди помогай», а сам быстро пошел в сторону одинокой фигуры, темневшей рядом с каким-то постаментом. (Дзотом? драконовым зубом? жертвенником?)
Она не сделала ни шагу ему навстречу.
– Что случилось? – спросил он, подбегая.
– Дальше мне нельзя. – Мелада показала на широкую вспаханную полосу у своих ног. – Это граница.
– Если бы было светло, – сказал Антон, – я бы написал поперек нее на песке одно слово. Так чтобы каждая буква была размером от прибоя до сосен. «Б», потом «Л», «А», «Г», «О», «Д» и так далее.
– Я рада, что смогла помочь.
– Когда ты попадешь в Лондон? Через неделю, через две? Ведь после моего отъезда им нет никакого смысла держать тебя здесь…
– Подожди, милый…
– Но, главное, я очень хочу, чтобы рожать ты приехала в Америку. Тогда наш ребенок сразу станет американским гражданином.
– …Ты упомянул в автомобиле название городка…
– …Не то чтобы я мечтал о карьере президента для него, но все же, как знать…
– …кажется, в Новой Мексике…
– Правда или последствия?
– Вот-вот…
– Почему ты вспомнила?
– Правда состоит в том, что мне не простят бегство Голды… И особенно этого старика…
– Но откуда они узнают? Ты тут ни при чем!
Читать дальше