Елена Хаецкая - Подлинная история королевы Мелисенты Иерусалимской

И вот тогда обильные сладкие слезы потоком хлынули из глаз королевы.

— Когда Мелисента вернулась из рая, мусульманский Иерусалим уже пал.

Медленно шла она по тропе вдоль райской речки, долго мешкала у поворота, не решаясь снова войти в мир живых. И все же она была еще жива и ей предстояло продолжать бороться. Потому, преодолев себя, шагнула Мелисента за поворот и оказалась в шумной, бестолковой Александрии.

Мир людей с их суетой и криками навалился на Мелисенту, раня ее болезненно и страшно. Закрывая уши, отводя глаза, брела она по дороге к тому месту, где осталось ее бренное тело, погруженное в молитвенный экстаз над трупом Евангелины.

И вот видит она разоренный Иерусалим, видит, как сбрасывают с обломков башни зеленое знамя Пророка, как бродят вокруг раненые, как госпитальеры, сбиваясь с ног, пытаются спасти тех, кто еще может жить, как наемники милосердно перерезают горло тем, кого надлежит избавить от лишних мучений. Беспорядок, шум, суета — неизбежные спутники первых часов победы. Ни одного мусульманина в крепости уже не было.

Впрочем, один все же нашелся. Стоял со связанными руками. Один крестоносец бойко продавал его второму.

— Ваше величество! Вы живы, — встретила Мелисенту фрейлина.

— Ну конечно я жива, Агнес. Сегодня мужчинам было не до меня, слабой женщины.

— Где вы были?

— В раю.

— Евангелина?

— Мертва.

Агнес посмотрела в глаза своей королеве, но ничего не сказала. Вместо этого она махнула рукой в сторону Балдуина:

— Я привела его сюда, ваше величество, как вы и просили.

— Отлично. Я хочу отвести его в Дамаск. Этот юный негодяй действительно болен. Интересно, остался ли в живых мой друг эмир? Я предложила немалую сумму тому, кто сумел бы отправить его на тот свет.

С этими словами Мелисента подхватила под руку Балдуина и потащила его к Дамаску. Посреди всеобщей неразберихи исчезнуть незаметно не составило никакого труда.

В Дамаске было печально — безлюдно, пусто. Над стенами кружили вороны. Однако эмир, хоть и израненный в последнем бою, был жив и встретил Мелисенту коварной улыбкой.

— Вам удалось выкурить нас из цитадели, да вот только надолго ли? Завтра мы вернемся.

— Завтра будет завтра, — отозвалась королева. — Я привела к вам моего сына. Вы обещали мне исцелить его.

Эмир ухмыльнулся в крашеную хной бороду и заверил Мелисенту, что все произойдет согласно их старому уговору.

Естественно, Мелисента не сомневалась в том, что эмир воспользуется этой отличной возможностью и перевербует Балдуина на свою сторону. Возможно, даже заставит его действовать против родной матери. Однако противиться этому заговору сил у нее уже не было.

— Кстати, мои поздравления, — сказал вдруг эмир Мелисенте. — Ты ловко убрала папу Римского. Как тебе это удалось?

Повисло недоуменное молчание. Затем Мелисента вымолвила:

— Разве это не ты убрал папу Римского?

Настала очередь моего отца удивляться.

— Нет… Я думал, это сделала ты.

Некоторое время они испытующе глядели друг другу в глаза. Затем оба рассмеялись. Стало быть, нашелся кто-то третий, столь же ловкий и хитроумный!

— Так кто же тогда убил папу Римского? — воскликнули они в один голос.

Впоследствии выяснилось, что то была рука Старца Горы. Это поведал моему отцу Старец Горы, однако спустя много времени после того, как свершилось само событие.

— Один сведущий франк, к чьим знаниям я прибегаю ныне, так рассказывает о горном старце из Аламута:

«Развел он большой, отличный сад в долине, между двух гор; такого и видано не было. Были там самые лучшие в свете плоды. Настроил он там самых лучших домов, самых красивых дворцов; они были золоченые и самыми лучшими в свете вещами раскрашены. Провел он там каналы; в одних было вино, в других — молоко, в третьих — мед, а в иных — вода. Самые красивые в свете жены и девы были тут; умели они играть на всех инструментах, петь и плясать лучше других жен.

Сад этот, толковал старец своим людям, есть рай. Развел он его точно таким, как Мухаммед описывал сарацинам рай. И тамошние сарацины верили, что этот сад — рай. Входил в него только тот, кто пожелал сделаться ассасином. При входе в сад стояла неприступная крепость; никто в свете не мог овладеть ею; а другого входа туда не было.