Увы! Все это прошло мимо внимания Мелисенты, ибо в толпе зрителей она вдруг заметила моего отца, переодетого торговцем. Уединившись, они погрузились в чрезвычайно важную беседу.
Начал мой отец. Он говорил с Мелисентой напрямик, пренебрегая вежливостью, ибо времени было мало, а сказать требовалось многое. К тому же подобная варварская прямота в обычае у франков.
— Ты не боишься, что тебя зарежут? — спросил мой отец Мелисенту.
— Боюсь, — тотчас же ответила она. — Я боюсь этого все время, каждое мгновение.
— Мне было бы жаль, — задумчиво проговорил мой отец. — Есть у меня опасение, что твоя смерть послужит предлогом для развязывания новой войны на Востоке. Крестовый поход в качестве мести за королеву Иерусалима, так сказать.
Мелисента молчала, понимая, что отец мой прав. Вообще же, насколько я могу судить, королева Иерусалима и эмир Дамаска действовали на диво слаженно и успешно, коль скоро объединялись против общего врага. Другое дело, что уничтожив этого врага совместными усилиями, они снова оказывались лицом к лицу.
Желая положить предел этой вражде, по большей части вынужденной, мой отец вдруг сказал:
— А что, если нам всех надуть и заключить христианско-мусульманский брак?
Следует здесь заметить, что идея объединения Востока не по религиозному, а по политическому признаку была одной из оригинальнейших идей моего отца. Впоследствии он гениально воплотил ее, объявив Западу крестовый джихад.
Королева Мелисента, как всякая женщина, обладавшая меньшей широтой ума, на предложение моего отца отвечала так:
— Боюсь, господин мой, это невозможно.
— Почему? — спросил мой отец. — Мы оба верим в Единого Бога, Творца, о котором возвестили Иса и Мухаммед, великие пророки.
— Иисус — не пророк, — сказала Мелисента, — Иисус — Бог.
И эти слова положили между моим отцом и Иерусалимской королевой непреодолимую пропасть.
28. О веселом и страшном безумии, охватившем франков ночью
— Когда сгустились сумерки, франки начали ощущать, как их, одного за другим, постепенно охватывает безумие, противиться которому не было у них ни сил, ни желания.
Королева почувствовала это одной из последних, ибо была чрезвычайно занята беседой с одним латинским монахом, облаченным в серое. Монах сей приблизился к королеве в тот миг, когда та заботливо отирала кровь с руки своего юного сына — Балдуин принял участие в турнире и получил небольшое ранение.
— Мадам, — обратился к королеве монах, — я представитель вновь сформированной папской канцелярии. Мы продаем индульгенции, отпускаем грехи… служим СПЕЦИАЛЬНЫЕ заупокойные мессы…
Впервые за долгое время лицо королевы озарилось открытой, непритворной радостью.
— Ах, святой отец, — молвила она, взяв монаха под руку и отведя его чуть в сторону. — Я безумно рада вашему появлению. Оно как нельзя кстати. Врожденное благочестие и приверженность святой нашей Матери-Церкви настоятельно рекомендуют мне отслужить СПЕЦИАЛЬНУЮ заупокойную мессу за Генриха Плантагенета. Кстати, в какую сумму она мне обойдется?
— У нас работают профессионалы, — заверил серый монах. — Полагаю, их благочестивые услуги будут стоить вам двадцать талеров.
— Результаты нужны мне сегодня, — предупредила королева.
С полупоклоном монах улыбнулся, сделал шаг назад и растворился в толпе.
И тут до слуха Мелисенты донеслось пение, сперва бессвязное, а затем все более стройное. Пели несколько голосов, на ходу подбирая слова и мелодию. Вскоре хор слаженно гремел уже на весь Иерусалим.
Вот песня франков:
Ты пришел из колена Давида,
Ты наш Бог, ты наш Царь, наш Герой!
Просветленная Дева Мария
Родила тебя в вечер святой.
Над тобою звезда воссияла,
Привела и царей, и волхвов.
Во хлеву благолепье настало,
И склонилися главы коров.
/// Поется на мелодию Марсельезы ///
Так славься, славься
Иисус, Сыне Божий.
Во веки веков
Аминь,
аминь,
аминь!
/// Поется на мелодию марша из «Аиды». Жители Иерусалима, дружным хором распевающие эту песнь, есть на видеозаписи, сделанной Райаном. ///
Мелисента так и не поняла, был ли то сон или же религиозный экстаз охватил всех франков без изъятия и временно помутил их рассудок, погрузив в безумный и светлый восторг.
Евангелина Комнина, сменившая белые одежды на праздничное синее платье, с распущенными волосами, смеясь, подсказывала слова иерусалимскому рыцарю Роберу, а тот, довольно ловко бряцая на лютне, тут же складывал их в песню.
Читать дальше