Нинни Хольмквист - Биологический материал

Виви лишилась почки и части печени, приняла участие в испытании нового медицинского препарата, от которого она находилась в состоянии то эйфории, то глубокой депрессии. А побочными явлениями были головокружения, учащенное сердцебиение, угревая сыпь и выпадение волос. Они с Эльсой за рекордно короткое время превратились в престарелую пару, которая медленно прогуливалась рука об руку в зимнем саду, то и дело останавливаясь, чтобы передохнуть или откашляться.

Лена, находившаяся в отделении уже три года, считалась настоящим ветераном. Когда настала ее очередь сдать все органы, она поступила, как Майкен: объявила всем о том, что ей предстоит, но не сказала когда. Однажды она просто исчезла, и все. С Эльсой и Виви случилось то же, что тогда со мной: они пошли ее искать и столкнулись с сотрудниками отделения, выносившими вещи из квартиры.

Но больше всего мне было жаль Алису. Именно она стала первой жертвой возросшего спроса на человеческий материал.

Я же была избавлена от любых опасных экспериментов. Я делала регулярные обследования, принимала витамины, ходила на йогу и танцы. Исследования, в которых я принимала участие, были совершенно неопасными и касались изучения сна, возможностей человека видеть в темноте и различать звуки. Это был вопрос времени, прежде чем Эльса, Виви и Алиса заметили бы, что со мной обращаются иначе, чем с ними. Это вопрос времени, прежде чем они поймут, что я беременна. Я располнела: грудь увеличилась, живот было видно даже под свободной одеждой, которую я начала носить, чтобы скрыть свое положение. Я перестала переодеваться в раздевалке, принимать душ в фитнес-центре, плавать в бассейне и посещать сауну. Но я понимала, что больше нельзя скрывать правду и что надо обо всем рассказать друзьям. Поскольку я считала Эльсу моим лучшим другом, ей я решила рассказать все в первую очередь. И скоро представился удобный случай. Виви проводила инвентаризацию в библиотеке, так что Эльса была вечером дома одна. Теперь они всегда спали вместе, как когда-то мы с Юханнесом. Мы были у Эльсы дома. Подруга полулежала на диване, тяжело дыша. Я сидела в кресле напротив.

— Эльса, — начала я, — я должна тебе кое-что сказать. Что-то очень важное.

Она посмотрела на меня одним глазом — роговицу второго она сдала на органы — и с тревогой спросила:

— Только не говори, что ты тоже больна.

— Нет, я не больна. Я беременна.

— Что? — Эльса замахала руками, неуклюже садясь на диване, повернулась ко мне слышащим ухом, закашлялась и хриплым голосом спросила: — Что ты сказала?

— Я беременна, — повторила я.

— Ты с ума сошла? Это что, шутка?

— Нет, я не шучу.

В ее взгляде — я никогда не видела, чтобы она так на меня смотрела, — я не могла понять, какие чувства были в этом взгляде — ненависть, недоверие, зависть?

— Как, черт возьми, тебе это удалось? — выплюнула она.

Я дернулась: никогда еще Эльса при мне не ругалась. Я ничего не ответила.

— И давно ты об этом знаешь? — спросила она.

— Я узнала за день до смерти Юханнеса, — ответила я.

— Но это было несколько месяцев назад. Почему ты мне ничего не сказала?

— Я говорю сейчас, — ответила я. — Это… — я запиналась, слезы набежали на глаза, — нормально, когда человек ждет, прежде чем рассказать друзьям. В начале беременности слишком велик риск выкидыша.

— Я это знаю, черт возьми! Думаешь, я вчера родилась? Думаешь, ты первая из моих знакомых, кто залетел и теперь хвастает этим направо и налево?

Я ничего не ответила.

— Какой месяц? — спросила она, хватая ртом воздух.

— Семнадцатая или восемнадцатая неделя, — успела я ответить, прежде чем она вся покраснела, и с ее губ сорвался сдавленный стон.

Видно было, как ей трудно дышать. Эльса схватила со стола ингалятор, приставила ко рту и надавила. Сделав вдох, она стала дышать ровнее.

— Так у тебя будет ребенок… — сказала она. — Ребенок? Здесь?

Я покачала головой.

— Ага. Вот как. Не здесь? Тебя что, отпустят, чтобы ты жила как «нужная»? Полной жизнью? Хвасталась своим отпрыском? Расхаживала по улицам и площадям со своей коляской и кучей всяких детских причиндалов?

Я снова покачала головой и рассказала о выборе, который мне предложила Петра: аборт или усыновление. Разумеется, я ни слова не сказала о третьей возможности — карточке-ключе, которая у меня всегда была при себе и которую я часто держала в руке, но так и не приняла никакого решения. Я пока даже не пыталась найти двери, которые можно было бы открыть с ее помощью.