Василий Аксенов - Желток яйца

— Бедный мальчик! — произнес женский голос за спиной Джима. — Бедное мое многострадальное дитя!

Будучи хорошо тренированным агентом, что, разумеется, было замечено читателем, Джим внешне не выказал никаких признаков удивления. Он спокойно поднял взгляд к зеркалу над постелью и увидел в нем отражения продолговатых декадентских лиц месье и мадам Абажур.

— А вы, должно быть, друг моего бедного Пэтси? — спросила мадам Абажур.

— Да, мадам, я его близкий друг.

Сухая и довольно крупная рука легла на плечо молодого человека, словно талисман всех смертных грехов.

— Я прекрасно понимаю, что вы имеете в виду, мой хорошенький Парис, сын Приама и Гекубы! Поверьте, как мать и как человек современных убеждений, я действительно ценю вашу близость и преданность моему сыну. Пожалуйста, не беспокойтесь о нем: мой муж и я позаботимся обо всем. Просто дайте мне ваш телефон, и я буду держать вас в курсе.

— Ни в коем случае, мадам, — ответил Джим вежливо. — Разумеется, я высоко ценю ваше благородное желание опекать этого злополучного индивидуума, однако я просто не могу оставить тело на произвол судьбы, иными словами, вверить его незнакомцам, несмотря на то, что они объявляют себя его ближайшими родственниками. Разумеется, мадам, любое подтверждение ваших претензий на материнство приветствовалось бы без всяких оговорок.

После этого заявления страннейшие изменения трансформировали черты утонченной дамы, которая когда-то считалась властительницей дум Левого берега Парижа, включая правую набережную острова Сан-Луи. В мгновение ока она подбоченилась, задрала подбородок выше носа, с высочайшим пренебрежением посмотрела на Джима и обратилась к нему в манере торговки копченой салакой с Одесского колхозного рынка, что опровергает оппонента резкой репликой: «Сами вы дурак, сэр!»

— А где у вас у самого-то подтверждение ваших близких отношений с моим сыном, сэр?

Джим не только не ответил, он не произнес ни слова во время череды ошеломляющих моментов, последовавших за наглым вопросом. Он остолбенел, глядя поверх голов супругов Абажур па книжные полки, а именно на полку, где стояло полное собрание опусов Габриеля Гарсиа Маркеса. Именно там, у подножия роскошных, переплетенных кожей томов, он увидел тройку самодельных бумажных игрушек, одну в форме странного дрозда, другую в отталкивающем виде гадкой гусеницы, третью напоминающую чешуйчатую сельдь.

Неужели это были те самые наводящие ужас монстры, только в состоянии отдыха после работы?

Момент, последовавший за чередой ошеломляющих моментов, не принес облегчения. Внезапно в странной пустоте Джим услышал голос своего непосредственного старшого:

— Спецагент Доллархайд, мы благодарим вас за вашу блестящую работу!

Затем какой-то набор плохо смазанных голосовых связок продуцировал голос старшего агента д’Аваланша:

— Рад вас видеть, приятель!

Французская чета между тем стояла перед ним недвижно и молчаливо.

— Браво, мадам! Браво, месье! — усмехнулся Джим, напоминая себе главную заповедь своей профессии — всегда ожидать неожиданное. — Где это вы так прекрасно натренировались в чревовещании?

Вместо ответа на вопрос месье Абажур начал стягивать кожу с кончика своего носа. Следуя его примеру, мадам Абажур схватила и потянула вниз свое хорошенькое, хотя и немного искусственное на вид ухо. Одновременно пара свободными руками расстегивалась, стараясь как можно быстрее стащить одежды. Может показаться странным, однако размеры двух хамелеонов увеличивались по мере быстрого раздевания и самосвежевания, и вот через минуту или две худенькие интеллектуалы превратились в дюжих федеральных агентов: доктор Мелвин Хоб-Готлиб и Брюс д’Аваланш к вашим услугам, дорогой читатель! Эта метаморфоза лишний раз предупреждает нас не бросаться опрометчиво к леволиберальным критиканам, нападающим на рвение и мастерство наших правительственных служащих.

— Пуф! — сказал д-р Хоб. — Задание почти выполнено!

Д’Аваланш защелкнул пару наручников на запястьях летаргика.

— Мое бедное дитя! — вздохнул он комично. — Мой дорогой подкидыш!

Спецагент Доллархайд, хотя и охваченный восхищением перед высшей степени профессионализмом своих старших коллег, все же поспешил предупредить их против преждевременного триумфа:

— Осторожнее, ребята! Разве не узнаете вот этих?

И он показал на бумажные игрушки на книжной полке.

Автомобильный сигнал, похожий на три первых ноты увертюры Россини, долетел с улицы. Доктор Хоб поднял шторы с видимым удовлетворением.