Борис Минаев - Детство Лёвы

За стеклом в регистратуре сидела хорошая женщина.

— Ну что я могу сделать? — ласково говорила она. — Я же не волшебница.

Чтобы с ней поговорить, мама низко-низко наклоняла голову к полукруглому окошечку, какое бывает только в поликлиниках и в кассах.

— Ну, пожалуйста, — умоляла мама. — Выпишите, Серафима Андреевна. Мы посидим и всё. Вдруг кто-то не придёт. Вдруг останется время, и нас в конце примут.

Но хорошая женщина Серафима Андреевна талончик на приём к специалисту маме не давала.

— Ну вот вы подойдёте, — ласково говорила она. — ещё кто-нибудь подойдёт. А мне потом что? Строгий выговор? Вы лучше заходите пораньше с утра. И я вам дам талончик в порядке очереди.

И улыбалась красиво.

Но не любил я регистратуру не только из-за окошечка с хорошей женщиной. Там на полках хранили мою толстую карту, которая приводила маму в тихий ужас.

— Ты не можешь прочесть, что здесь написано? — спрашивала она, нахмурившись и поднося к моему носу раскрытую страницу. Но в торопливом почерке врачей я никогда не мог разобрать ни одной буквы.

— Ну ладно, — мама опять начинала читать карту сама.

— Это какой-то ужас! — стонала она. — Какие у тебя анализы! Это же умереть не встать!

Маму смущало, что я болел сразу по всем фронтам — зубы были ни к чёрту, печень шалила, дыхательные пути то и дело закупоривались.

— Хорошо хоть с сердцем у тебя всё в порядке! — вздыхала она.

У меня со многим было всё в порядке. Но мама этого не понимала. Ей казалось, что я слишком много болею.

— Ты у меня какой-то ослабленный, — говорила она, с сомнением изучая моё лицо. — Какой-то жёлтый. Живой труп.

Дома мама заставляла меня дышать над горячей картошкой, парить ноги, пить таблетки, лежать с горчичниками, сидеть с колючим шарфом.

И всё время что-нибудь есть.

Зелень, свежие огурцы, малину, облепиховое варенье, сало, рыбий жир, куриный бульон, жареную печень, мумиё и кожуру от апельсинов.

Любое новое средство пробуждало в маме талант народного целителя.

— Ну, посмотри, Сима, — весело говорила она папе. — У него сегодня совсем другой цвет лица.

Папа с сомнением смотрел на меня и тихо качал головой.

— Залечишь, — односложно выражался он и мама начинала возмущаться, а иногда даже кричать.

— Ну, хорошо! — кричала она. — Если ты не веришь в этот способ, давайте вместе думать! Обратимся в платную поликлинику! Должен же быть какой-то выход! Не могу же я всё время сидеть на бюллетене!

Бюллетенем называлась голубая бумажка. На самом деле у неё было простое русское название: листок нетрудоспособности.

Я часто читал мамин листок нетрудоспособности. Врач выставлял в нём числа: с первого ноября по восьмое ноября, с восьмого ноября по пятнадцатое ноября…

Это были дни, когда мама была не способна трудиться. Из-за меня. Я мечтал уничтожить свою карту. Но знал, что из этого ничего не выйдет.

На обратной дороге, по пути из поликлиники, мы заходили в «Гастроном».

Это был самый самый большой дом среди всех Новых домов. Мама совершала там разные неординарные покупки.

— Мама, зачем же тебе живая рыба? — тихо и потрясение спрашивал я.

— Ты можешь немного помолчать? — так же тихо отвечала мама.

Она сжимала меня за локоть и глядела умоляюще.

— Я сейчас подойду! Только чек выбью и подойду! Постой в очереди! Ну хоть три минуточки… Ладно?

…Наверное, вы прекрасно знаете, что такое очередь.

Но вы наверное , а вернее, вы конечно не знаете, что такое очередь за мясом. Покупатель в очереди за мясом не просто стоит и тихо ждёт. Он волнуется. Он переживает за всех, кому нужно мясо. А потом сам подходит к прилавку и, например, говорит:

— А без жира нет?

Или он говорит:

— Ну вообще! Одни кости!

А продавец ему на всё это отвечает:

— Не нравится — не берите!

И у них возникает горячая дискуссия.

Покупатель наседает:

— Да что вы мне подсовываете!

А продавец отбивается:

— Не нравится — не берите!

И очередь начинает немного гудеть. Одни гудят в защиту покупателя. Другие гудят в защиту продавца.

Так гудят зрители на футболе. Так в унисон актёрской паузе сладко вздыхают театралы.

Покупатель в очереди за мясом, конечно, тоже переполнен разными чувствами.

Он, например, говорит продавцу:

— Мне вот нужно для второго! Я вот жаркое хочу приготовить! А вы что даёте? Суповой набор?

Но продавец молчит. Смотрит мимо него белыми глазами.

Очередь перестает гудеть. И начинает вопить и колыхаться.