Алексей Саморядов - Праздник саранчи

Он осторожно отодвинул крышку люка и выбрался в полутемном старом угольном подвале. Оглядевшись, придвинул крышку назад и присыпал углем. Пройдя через коридоры старой котельной, вылез в сборник золы, подошел к стене и по скобам выбрался в основание кирпичной трубы. Здесь была его нора.

На площадке лежали тряпки, засаленные одеяла, выпотрошенные матрасы и, неожиданно, дорогая парчовая портьера, еще не сильно выпачканная в саже, стоял небольшой бак с водой, лежали прутья, полосы, лоскуты крысиных шкур.

Он напился и, не переодеваясь, мокрый, грязный, лег в ворох одеял, бросив руки в стороны.

Труба уходила высоко, вверху сужаясь, и там в кругу отверстия виднелось дневное синеватое небо и тусклая мерцающая звезда.

Руки его опять сложились на острой груди, рот открылся, он лежал, закинув голову, и все глядел и глядел на небо и слабую звезду, потом не выдержал, перевернулся, глуша в себе какой-то звук, лег ничком, уткнувшись лицом в вонючий ворох.

Тоннель, которым он шел, выходил в огромную галерею, одну из центральных подземных магистралей. Высокий потолок с гирляндами свешивающейся плесени терялся в темноте, от стены до стены было метров тридцать, но вода здесь не поднималась выше колен.

Он хотел уже идти по галерее, как вдруг сел на корточки прямо в воду, держа секиру между колен, насторожился. Было тихо, только где-то уже шумела вода.

Бесшумно перебираясь через запруды сбившегося мусора, он вошел в боковой проход, но не в тот, из которого вышел, а с другой стороны магистрали, снова сел на корточки в воду.

Галерея была неровной, вдали появился слабый свет, который скользил по воде, стенам и потолку.

Он лег в воду, вытянувшись вдоль стены, оставив только голову. Три мерцающих огня, покачиваясь в такт шагам, приближались. Негромко захлюпала вода, трое шли по середине галерея, светя фонариками. Проходя мимо, они осветили тот тоннель, из которого он вышел, и задержались у стены, где, оказывается, была масляная стрелка и цифры: 137/2 Юго-Запад.

Они остановились, тихо переговариваясь, достали планшет. Все трое в высоких, до пояса, резиновых сапогах, один в резиновом плаще, у всех рюкзаки, автоматы на груди, длинные палки-посохи. Сверившись, они двинулись дальше.

За ними вышел еще один. Он шел, не включая фонарика, внимательно следил за первыми тремя. Он был тоже с рюкзаком и палкой. И снова тихо.

И вдруг множество огней. Люди шли по четыре, по шесть в ряд, все с оружием, рюкзаками, некоторые в резиновых плащах, некоторые по пояс голые, в кожаных куртках без рукавов, длинноволосые и бритые. Шли спокойно, переговариваясь, у кого-то играл магнитофон. Тащили две резиновые лодки, нагруженные вещами. Один ехал по воде на велосипеде, останавливаясь каждую секунду, натыкаясь на спины впереди идущих. Прошло человек сорок, свет ушел дальше, и снова тихо.

Наконец прошли двое замыкающих. Он встал из воды и глянул им вслед. Огни и два темных силуэта на их фоне. Один из замыкающих иногда вдруг оборачивался и включал фонарь на полную мощность, проверяя тоннели.

Он снова сел, замер. Осторожно ступая, прижимаясь к стенам, прошли еще двое, в брезентовых рубахах, сапогах, с монтажными цепями на плечах. Эти явно следили за первыми.

Он тихо пошел следом, у бокового тоннеля остановился, не зная, куда идти. Прошел еще, подойдя к следившим почти вплотную, но они не заметили его.

Ему стало скучно, и он отстал, свернув в боковой проход, там на стене нащупал свой знак, осмотрелся, сел, потом вдруг бегом бросился по тоннелю, вверх в колодец, в следующий тоннель и, скоро снова оказался у выхода в галерею. Как раз в том месте, где проходили вооруженные люди. Посмотрев на них еще раз, он ушел прочь от магистрали.

От подвала с низким закопченным сводом коридор вел в следующий, пол которого был усыпан цементным порошком, обрывками крафт-мешков и битыми изоляторами, дальше через проход третий, и дальше целая цепь подвалов. В третьем подвале у одной стены стояла голая кровать с пружинной сеткой, а у другой, привалившийся к стене, сидел он и что-то медленно жевал. За подвальной решеткой, в пустом переулке начиналось хмурое тоскливое утро. Он сидел, бросив свое оружие на пол, жевал и с тоской смотрел на стену перед собой. Из прохода появилась крыса, пискнула и прыгнула назад, но он не услышал ее, а все так же тоскливо жевал, съехав по стене на локоть, костлявый, грязный, жалкий.

Что-то изменилось. Он прислушался. Еще некоторое время он сидел, затем медленно, нехотя встал, но вдруг быстро взял секиру, заспешил, уходя в проход, прикрыл за собой дверь, она была без засова, побежав быстрее, закрыл следующую дверь, засов там закрывался едва, бегом кинулся в следующий подвал, склонился там над крышкой канализационного люка.