Элис Манро: Любовь хорошей женщины [сборник]

Теперь она выключает горелку.

Уже почти настало время последней бутылочки на сегодня. Если бы не задержка с предыдущим кормлением, я бы уже хотела есть. Наверно, я уже хочу есть? Пока смесь греется, Джилл принимает еще пару таблеток болеутоляющего. Потом она думает о том, что это лекарство не действует, надо бы что-нибудь посильнее. В шкафчике в ванной только таблетки от поноса, слабительное и присыпка для ног да рецептурные лекарства, которые она бы не решилась тронуть. Но Джилл знает, что Эйлса принимает кое-что помощнее при менструальных болях, и идет в комнату Эйлсы, заглядывает в ящики ее стола и находит пузырек с болеутоляющим, как и следовало ожидать — поверх стопки гигиенических прокладок. Это тоже лекарство по рецепту, но на этикетке четко указано, для чего оно. Джилл достает две пилюли и идет на кухню, а там уже вовсю кипит вода в кастрюльке под бутылочкой и молоко сильно перегрелось.

Она держит бутылочку под струей холодной воды, чтобы остудить, — мой плач доносится до нее, как птичий клекот или хищный клич над бурлящей рекой, — и смотрит на пилюли, ждущие своего часа на столе, и ее осеняет: да!

Она достает нож и соскребает несколько крошек с пилюли, снимает соску с бутылки, набирает крошки кончиком ножа и стряхивает — всего-то несколько частиц белой пыльцы — в молоко. Потом одну и семь восьмых, а может, одиннадцать двенадцатых пилюли или даже пятнадцать шестнадцатых глотает сама и несет бутылочку наверх. Она берет на руки мое тотчас же напрягшееся тельце и помещает соску в мой укоризненный ротишко. Молоко все еще горячеватое для меня, и поначалу я плююсь им в Джилл. Потом, чуть погодя, я решаю, что сойдет, и высасываю бутылочку до дна.

Айона кричит. Джилл просыпается. Дом полон солнечного света и Айониного крика.

По плану Эйлса и Айона с матерью должны были оставаться у гуэлфской родни до вечера, чтобы не ехать на машине по самой жаре. Но после завтрака Айона устроила переполох. Она незамедлительно возжелала отправиться домой к деточке, твердя, что всю ночь глаз не сомкнула от беспокойства. Стыдясь дальнейших препирательств с ней при родственниках, Эйлса сдалась, и они прибыли поздним утром и открыли дверь своего совершенно беззвучного дома.

— Фу! — сказала Эйлса. — У нас всегда так воняет? Неужели мы просто принюхались?

Айона нырнула ей под руку и помчалась вверх по лестнице. А теперь она кричит:

Мертвая! Мертвая! Убийца!

Ей ничего не известно про пилюли, так почему же она кричит «убийца»? Из-за одеяльца. Она видит одеяльце, которым я накрыта с головой. Удушение. Не отравление. И полсекунды не прошло, как от слова «мертвая» она перескакивает к слову «убийца». Мгновенный летучий прыжок. Она хватает меня из кроватки вместе с обвивающим меня одеяльцем-саваном и, прижимая сверток к себе, с криком выбегает из комнаты и несется в комнату Джилл.

Джилл с усилием пытается продрать глаза после двенадцати- или тринадцатичасового сна.

— Ты убила моего ребенка! — кричит Айона ей в лицо.

Джилл не поправляет ее — не говорит: «нет, моего». Айона обвиняюще протягивает меня, чтобы показать Джилл. Но прежде чем Джилл успевает хоть мельком взглянуть, Айона меня выхватывает. Со стоном она сгибается пополам, будто ей выстрелили в живот. Не выпуская меня из рук, мчится по лестнице вниз и врезается в Эйлсу, спешащую навстречу. Эйлса чуть не падает с ног, она цепляется за перила, но Айона не замечает этого. Кажется, что свертком со мной она пытается заткнуть новую ужасную дыру в самой сердцевине своего тела. Слова вырываются наружу с новыми стонами осознания:

Деточка! Любовь моя! Миленькая! О-о-о-о-о! О-о-о-о! Она ее. Задушила. Одеялом. Деточка! Полиция!

Джилл спала, не укрываясь и не раздеваясь. На ней по-прежнему вчерашние шорты и лифчик, и она не понимает, проспала она всю ночь или только часок вздремнула. Не понимает, где она и какой нынче день. И что такое говорит Айона? Нащупывая путь из чана, обитого теплым войлоком, Джилл скорее видит Айонины выкрики, чем слышит их, они похожи на горячие красные вспышки, раскаленные вены внутри ее век. Как ни цепляется она за роскошь непонимания, понимание наступает неотвратимо. Она знает, что это обо мне. Но Джилл думает, что Айона ошиблась. Она попала в плохую часть сна. Та часть уже завершилась. С ребенком все хорошо. Джилл позаботилась о ребенке. Она вышла на улицу, отыскала дитя и накрыла его. Все хорошо. В коридоре внизу Айона делает над собой усилие и выкрикивает несколько слов подряд: