Эдуардо Галеано - Вскрытые вены Латинской Америки

Паровая машина и механический ткацкий станок привели к головокружительно быстрому созреванию промышленной революции в Англии. Росло число заводов и банков; паровые двигатели вдохнули новую жизнь в мореплавание, и множество больших кораблей поплыли во все четыре стороны света, превращая весь мир в арену английской экспансии. Британская экономика оплачивала хлопчатобумажными тканями кожу с Ла-Платы, гуано и нитраты из Перу, медь из Чили, сахар с Кубы, кофе из Бразилии. Индустриальный экспорт, фрахт, страхование, проценты от кредита и выгодных инвестиций на протяжении всего XIX в. будут поддерживать устойчивое процветание /246/ Англии. Действительно, еще до эпохи Войны за независимость англичане уже контролировали значительную часть легальной торговли между Испанией и ее колониями, а помимо этого, постоянно и в больших масштабах занимались на побережье Латинской Америки контрабандной торговлей. Торговля рабами являлась хорошей ширмой для тайной коммерции, хотя в конце концов таможни по всей Латинской Америке и без того регистрировали, что подавляющее большинство товаров ввозится не из Испании. Испанской монополии на торговлю на самом деле никогда и не существовало: «...колония была потеряна для метрополии задолго до 1810 года, и революция явилась лишь политическим подтверждением такого положения дел»[2].

Британские войска захватили остров Тринидад в Карибском море, потеряв всего одного человека, по командир экспедиции сэр Ральф Аберкромби был убежден, что новые завоевания в Испанской Америке при помощи оружия будут нелегкими. Немного позже потерпела неудачу высадка англичан в районе реки Ла-Плата. Поражение подтвердило мнение Аберкромби о неэффективности военных экспедиций в эпоху, когда настал черед дипломатов, торговцев и банкиров выполнить свою историческую миссию: новый либеральный порядок в испанских колониях дал Великобритании возможность захватить девять десятых торговли в Испанской Америке[3]. Стремление к независимости охватило все латиноамериканские земли. Начиная с 1810 г. Лондон применял зигзагообразную двойную политику, колебания которой подчинялись необходимости способствовать английской торговле, препятствовать тому, чтобы Латинская Америка попала в руки североамериканцам п французам, а также предупредить возможное заражение якобинством новых стран, рождающихся с обретением свободы.

Когда в Буэнос-Айресе 25 мая 1810 г. была учреждена революционная хунта, британские военные корабли в устье Лa-Платы приветствовали ее орудийным салютом. Командир корабля «Мьютин» от имени Ее Величества произнес пламенную речь, ликование переполняло британские сердца. Буэнос-Айресу понадобилось лишь 3 дня, чтобы /247/ отменить все запреты, осложнявшие внешнюю торговлю, и уже через 12 дней налоги, затрудняющие продажу кож и сала за границу, были сокращены с 50 до 7,5%. А спустя 6 недель утратил силу запрет экспортировать золото и серебро в монетах, так что они могли теперь беспрепятственно течь в Лондон. сентябре 1811 г. правящую хунту сменил триумвират, налоги на экспорт и импорт были сокращены, а в некоторых случаях и отменены. Начиная с 1813 г., когда ассамблея провозгласила себя высшей властью в стране, иностранные коммерсанты были освобождены от необходимости продавать свой товар при посредстве местных торговцев. «Торговля на самом доле стала свободной»[4]. Уже в 1812 г. некоторые британские коммерсанты сообщали в Форин офис: «Мы добились того, что успешно вытесняем немецкие и французские ткани». Они вытесняли также и продукцию аргентинских ткачей, ущемляемых свободным обменом через порт Буэнос-Айрес. Тот же процесс с некоторыми вариациями отмечался и и других регионах Латинской Америки.

Из Йоркшира и Ланкашира, Шевиота и Гела беспрестанно шли сюда хлопчатобумажные и шерстяные ткани, железные, кожаные, деревянные и фарфоровые изделия. Ткацкие станки Манчестера, литейные мастерские Шеффилда, гончарные мастерские Уоркчестера и Стаффордшира наводнили товарами латиноамериканские рынки.

Свободная торговля обогащала порты, жившие экспортом, развязала до последней степени расточительность олигархии, жаждущей вовсю наслаждаться роскошью, которую ей предлагал мир. Эта торговля губила возникающее местное мануфактурное хозяйство и препятствовала расширению внутреннего рынка.

Местная промышленность, слабая и с очень низким техническим уровнем, возникла вопреки запретам монополии в колониальный период, используя некоторый подъем накануне завоевания независимости, поскольку тогда удалось ослабить стесняющие путы Испании и воспользоваться благоприятной конъюнктурой, обусловленной наполеоновскими войнами в Европе и связанными с ними потребностями Старого Света в поставках. В первые годы XIX в. начали оживать мастерские, которые до этого страдали от изданного в 1778 г. распоряжения короля, разрешавшего свободную торговлю между испанскими и американскими портами. Лавина /248/ иностранных товаров подавила колониальные текстильные мануфактуры, производство гончарных и металлических изделий, а ремесленники не успели оправиться от ударов в прошлом — независимость полностью открыла двери для свободной конкуренции со стороны уже развитой европейской промышленности. Будущие колебания в таможенной политике правительств, пришедших к власти после Войны за независимость, несли с собой соответственно то гибель, то возрождение национальных мануфактур, но не давали им возможности устойчиво развиваться в течение значительного отрезка времени.