Юлия Бакирова - Убийственная реклама, или Тайна работодателя

Она встала, прошла мимо них к выходу на балкон, закрыла за собой дверь. Через секунду они почувствовали слабый запах табака.

— Я приду, — повторил Толик, направляясь к выходу из квартиры.

— Как скоро? — ощущая пустоту в груди, спросила блондинка.

— Если хотите, то садитесь ужинать без меня, — ответил Толик, прежде чем захлопнуть дверь.

Он ушел. Полина пошла на кухню, включила огонь под сковородой с подсолнечником, попробовала спагетти, успевшие наполовину свариться. Она поперчила воду и запоздало налила туда ложку подсолнечного масла, чтобы макароны не слиплись между собой. «Он не говорил мне, что Гена наркоман. Что же он еще скрывал от меня? Конечно, в те дни мы не были близки настолько, что можно было бы сообщать такое. Я вполне могла подумать, что и Толя балуется наркотой… А вдруг? — помешивая деревянной лопаточкой семечки в сметане, рассуждала она. — Он не балуется этим. Я бы заметила. Конечно, он вел себя странно, но это было, кажется, так давно. Потом у него пропал отец, на нем висел большой проект рекламы, фирма давила на него по срокам. Он не наркоман. Нет. Не наркоман. И ему сейчас тяжело, ему стыдно за то, что он не совершал. Но он не мог ничего изменить. Или мог?»

— Мне нужно было поговорить с ней, — прервала рассуждения снохи мать Толика, войдя на кухню. Она уже переоделась в домашнее.

— С мамой Гены? — уточнила Полина, глядя на нее через плечо.

— Да, — кивнула та. — Нужно было все выложить. Хоть это и больно, но она должна была это знать. Ладно. Чем тебе помочь?

Словно мастерский художник разрисовал все вокруг. Толик шел по земле, разукрашенной темным капутом, переходящим в оранжевый марс, расщепляющийся на железно-окисную красно-коричневую рябь. Иногда приходилось наступать на траву, прорисованную зеленым кобальтом с переливами железной лазури. Небо, расстилавшееся над головой, было словно подсвеченный сзади холст, с нанесенными мазками виноградно-синей краски, марганцово-фиолетовой, вспышками церулеума, перьями темно-сиреневого краплака. С приближением сумерек, которые он не заметил, ловкий художник пролил на небосвод краску цвета индиго с полосами ультрамарина, а землю окрасил в темно-красную охру, траву покрыл темно-зеленым кобальтом.

Он очнулся, стоя на краю поля, огороженного со всех сторон бетонными темно-серыми с белыми вкраплениями блоками. Из них торчали, как наросты, ржаво-коричневые металлические скобы. По заросшему травой пространству пролегала теплотрасса. Трубы, завернутые в слой стекловолокна, ваты, неизвестного ему синтетического материала, словно гусеницы, слипшиеся боками жестких тел, пролегли от края до края этой заброшенной территории. Местами, запутавшись в полой сухой амброзии, шелестели на ветру пакеты от чипсов, кукурузных палочек, сухариков. Ветер подул сильнее, и одна из ненужных никому упаковок взлетела вверх, закружилась в замысловатых па, сделала переворот, умчалась прочь с его глаз.

Толик остановился рядом с лежащей на земле бетонной плитой, по поверхности которой пробежали морщины трещин, местами проросли растения, одуванчики тянулись вверх из забившейся в глубокие выбоины земли. Он осмотрелся. Он хорошо помнил это поле. С друзьями, среди которых был и Генка, они частенько наведывались сюда, устраивали пикники. В их компании был парень, его звали Сашей. Так вот он постоянно нахваливал эту, по его словам, «благословенную землю девственно первозданной красоты». Вспомнив манеру Санька разговаривать, Толик улыбнулся. Этот тип любил изъясняться витиевато. Его речь была, словно каллиграфия века Пушкина, такая же помпезная, с закорючками, штришками, галочками, вензелями. Так вот, Александр любил повторять: «Именно в это место вас принесут ноги, когда безжалостные когти ностальгии вопьются в мозг, заставляя переживать прожитые дни вновь и вновь, потому что нет лучше места для дум о высоком, чем этот забытый людьми и сбереженный Богом кусочек суши».

«Я пришел сюда не вспоминать. Я пришел, чтобы забыть, Санек», — подумал Толик и присел на плиту. В задницу впился острый осколок бетона. Толя привстал, стряхнул его, смел крошево с плиты ладонью, поцарапав кожу, присел снова.

«Сколько же сейчас времени? Надо бы позвонить Полине и сказать, что у меня все нормально», — ощупывая ремень, открывая кожух, в котором хранился телефон, думал Толик. Но сотового не было. Он забыл его, в спешке покинув дом. «Они поймут меня», — решил мужчина, глубоко вдыхая.