Василий Аксёнов - Время ноль [сборник]

– Да ни за чем. Уже проехали.

На панели приборов пристроена икона в пластмассовой золочёной рамке: Богородица, Владимирская. Между мной и Андреем свисает с потолка плюшевый панда, болтается – оберегает.

Господи, Господи, Господи, Господи…

– Ну, тупичков там у меня хватает, – говорю. – Только туда вагончик не загонишь.

– А чё такое?

– Ничего… Без головы ходить не хочется. Хотя сейчас… пусть бы её, до пива-то, и оторвал кто.

– Чё ж вы такое пили с этим… с Димой? Не жидкость тормозную?.. Одеколон «Тройной»?.. Родину грабишь… Кто кого, – говорит Андрей. – Соки последние вытягивает. Родина. Кому-то Родина, кому-то – шило ниже поясницы… И всё равно ведь кто-нибудь займётся этим. Кто же Клондайк такой упустит. Это ж – пространство, применение… и – рынок. Лучше уж я, не дядя издалёка, я-то по-божески ещё, да и не жульничаю шибко… Ну только там, где грех не смухлевать. Сам Бог велел…

– Что – мухлевать?

– С сестрой – нельзя, хотя и можно… если, канесна, осень хосэц-ца.

– Не помню, – говорю.

– Чего, кого? – спрашивает.

– Когда велел Бог мухлевать.

– Мы не домой пока… Надо тут съездить… Всё равно день по твоей милости насмарку, заодно уж… Дачу строю… На этом берегу. Выкупил место… Уже неделю не заглядывал… Тут спокойней, чем на правом… Ох уж, Истомин… Глаза бы мои на тебя не смотрели.

– А на меня не надо. На дорогу.

Едем. Из города выбрались. Теперь быстрее продвигаемся. И тут машин всё же меньше, к тому же, встречные всё больше – в город, шуршат по смежной полосе. И выхлопные газы поредели.

Солнце близится к притину – из-под щитка глаза едва цепляет.

Отвалился Андрей на спинку кресла, покрытого не то циновкой, не то ковриком – из круглых косточек как будто от конторских счётов. Пальцами барабанит по рулю. Под нос себе что-то тихо замурлыкал – как сытый кот, которому за ухом почесали. Перестал тут же. И говорит:

– Истомин!.. Я бы, конечно, дал тебе немного денег. Чтоб ты хотя бы приоделся, то ходишь вон… как чмо поганое… Тут так бомжи не одеваются… Может, у вас там, в Питере… не знаю.

Осмотрел себя, как смог.

– Нормально вроде, – говорю.

– Картошкой, видишь, вон торгуют на обочине, пойди скажи им, – говорит. – Но таким, как ты, а таких, как ты, Истомин, лентяев и мечтателей долбаных, у нас в стране навалом стало, к сожалению, надо давать не рыбу, рыбу вам дай, смолотите, и толку-то, – а удочку. Вот, предлагаю ж вагон лесу… Подшевелись, подсуетись – компьютер добрый себе купишь и на машину заработаешь… От дяди всё подачки ждёте. Когда придёт кто, в рот на ложечке положит.

Вдоль всей трассы, с той и с другой стороны, стоят кучками люди – чем только, видно, не торгуют – с дачных участков, или с деревень. Многие – в фартуках, в белых и в чёрных.

Глазною мазью помажь глаза твои, чтобы видеть… – через меня в упор откуда-то – едем же – скорость – так навылет.

– Зачем мне твои деньги, – говорю. – Благодетель. Не умножай глупости и пошлости, и так отбою уже нет – заполонила, уши забивает… Удочку.

Моё только то, что я отдал… – опять оттуда же, опять навылет. Как сито, стану скоро, как дуршлаг ли.

– Да пошлости-то почему?! Заткни их ватой, свои уши… Жизнь, – говорит.

– Жизнь, – говорю. – Пошлости – потому, что пошлости… Или аще рыбы просит, еда змию подаст ему? Иногда надо дать удочку, а иногда, наверное, и – рыбу. Христос и рыбу ведь давал. А после Сам, ради таких, как мы с тобой, чтоб искупить, на крест отправился. Всякому случаю – своё… Человек будет умирать от голода, лежать без сил, а ты ему, умный такой и деловой, удочку станешь навязывать. В лицо не плюнет?.. Сначала рыбкой накорми… А мне бы пива… И у меня в Ялани есть удочка, и даже спиннинг. Не заботься… Ловить сетями не люблю. Мне так хватает… Ну а одет – нормально вроде.

– Ну, накормить-то – накормлю. Не жалко, – говорит. – Рука моя не оскудеет.

– Мошна, – говорю.

– Бабки сидят – я подаю им, – говорит. – А то рассядется… такой – по морде только ему хлопнуть… Ну а потом-то?.. Вы так привыкли – на халявку… Заладил: пива – обойдёшься.

– Потом – суп с котом, – говорю. – Мне уже дали денег – долго не истрачу… Страсть к деньгам неестественная, и кто добровольно преодолевается оною, тот грешит непростительно. Это не я придумал. Не моё. Я лишь запомнил. Ефрем Сирин. Ты не читал, поди, такого?

– Когда читать, Истомин!.. Некогда. Это тебе – лапу в берлоге послюнивай да книжечки полистывай.

– Богатство течёт, не прилагай к нему сердца… Это уже Великая Труба Святого Духа – апостол Павел.