М.К.Кантор - Учебник рисования, том. 1

- Помер человек, - повторил он, - просто помер.

- Может быть, помощь нужна? - полюбопытствовал Рихтер. - Может быть, врача вызвать? - он прожевал бутерброд, извлек колбасную кожуру, застрявшую между зубами.

- Сами разберутся.

- И все-таки надо вызвать врача.

- Не суйся не в свое дело, - отчеканила Татьяна Ивановна.

- Я считаю, надо обратиться к врачу.

- Тебе же сказано: помер человек! Все уже - помер! При чем тут врач!

Соломон Моисеевич покачал головой, поджал губы. Ну как хотите, говорила эта мимика, я со своей стороны сделал все что мог, а вы уж сами решайте. Он подержал колбасную кожуру, раздумывая, куда ее положить, потом просто разжал пальцы, и кожура упала на соседнее блюдце.

- А ты его ножом, случайно, не пырял? - сказал тем временем Кузнецов.

- Ты чего. Сам погляди. От любви мужик помер.

- Ладно, пошли.

- Люди тут странные. Зовешь - не слышат. Стучишь - не открывают. Они тебе кто?

- Родня.

- Интеллигенты, что ли?

- Ну.

- Евреи, что ли?

- Да нет, - уклончиво сказал Кузнецов, - так, не пойми кто.

- Я их видел, уроды. Что случись, не достучишься.

- Это верно.

- Ты ногами вперед не неси, примета плохая.

- Какая разница.

- Все-таки.

- Ему - без разницы.

- Хороший ты мужик

- Как все.

- Тебе, может, с работой помочь? Хорошие деньги.

- Ну помоги.

- А давай завтра встретимся, потолкуем.

- Ну давай.

- Анжелика наша понравилась?

- Девка как девка.

Струев пил и присматривался к Инночке. Позвать в мастерскую? Интересного в ней мало, одна экзальтация, но хоть вечер не зря пройдет. Неохота возвращаться одному. Он представил, как входит в пустую грязную мастерскую, стелит серую простыню на диван, выкуривает на ночь сигарету. Да, определенно ему нужна на ночь женщина. И разве от него именно этого не ждут? Приходил Струев, расскажут они, наговорил всякого, выпил две бутылки, увел с собой женщину - ну типичный Струев. Вы ведь этого хотели?

- Хотите, я вас провожу? - спросил он Инночку и добавил. - Или вы меня проводите.

Инночка ахнула; с ней так никогда не говорили. Впрочем, действительно, час поздний, пора и расходиться. Леонид Голенищев троекратно расцеловал Лизу с Павлом, а Рихтеру посулил интервью в газете. «Взгляды у вас, Соломон Моисеевич, неактуальные, но вызывают на полемику». Струев подал Инночке пальто, придержал за плечи. Мальчик Антон, осмелев, обратился к Струеву еще раз:

- Так вы считаете, что жизнь похожа на искусство или искусство на жизнь?

Струеву уже было не до разговоров - он был занят спутницей.

- Ни то, ни другое, - ответил он, - ничего общего у них нет.

- А как же? - спросил мальчик, но Струев уже ушел.

Рихтер остался доволен вечером, и даже Татьяна Ивановна отметила, что все было хорошо. «Наш сын, - патетически заявила она, - смотрит на нас и с нами радуется». «Его дух с нами всегда», - рассеянно сказал Соломон Моисеевич, ища палку. Елена Михайловна, сощурясь, глядела на родственников. Она дала Антону большое яблоко и назвала Лизу «дочкой», а Лиза поцеловала ее. Рихтера упаковали в пальто, стариков проводили до такси.

- А вы, Леонид? - спросила Елена Михайловна.

Голенищев смотрел ей в глаза и улыбался.

- Спасибо за вечер, - неожиданно он притянул Елену Михайловну к себе и поцеловал в шею.

Засыпая рядом с Лизой, Павел снова назвал ее «женой». - Спи, жена, - сказал он, - браки совершаются на небесах. Лиза положила голову ему на плечо. Павел обнимал ее и думал про стриженую девушку с эльгрековским лицом. «Сколько ей может быть лет, - думал он, - если она успела несколько раз выйти замуж? Впрочем, кажется, Леонид сказал, что ей было семнадцать. Значит, теперь лет двадцать пять, как мне. Им всем непременно нужны поклонники и мужья, без этого они не могут. Только на картине она остается вечной невестой». Темнота заполнила комнату, и картина «Вид Толедо» растворилась в ней. Павел смотрел на то место, где висела картина, и ему мерещились струи ливня и крепостные башни.

Пока пишешь картину, нельзя думать о зрителе. Это почти невозможная задача: все мы воображаем себе некоего судью - того, кому доверяем, того, кого любим, или того, от чьего мнения зависит судьба этой картины. Однако думать об этих людях и их мнениях нельзя. Потом, когда картина будет закончена, ей придется выдержать взгляды разных людей; и для того чтобы у нее было достаточно сил их выдержать, она должна напитаться независимостью, стать самостоятельным существом.

Существуют распространенные соображения по поводу роли художника на рынке и при дворе. Обычно приводят примеры отношений Веласкеса и Филиппа, Тициана и Карла V, Гойи и королевской семьи, рассказывают о том, что в современном плюралистическом либеральном обществе рынок уже не диктует заказ художнику, но, напротив, формируется, учитывая бесконечное собрание индивидуальностей. Приводят в пример художников XX века (особенно послевоенных), добившихся славы и признания при жизни. Это, вероятно, правда.