М.К.Кантор - Учебник рисования, том. 1

- А где высказываться, не подскажете? Печатный орган не присоветуете?

- Подскажу.

- Прямо сейчас?

- Могу и сейчас.

- Пожалуй, в «Колоколе» порекомендуете?

- Именно в нем. Великолепное название.

- Не я придумал, не меня и благодарить.

- А мы как раз и продолжаем дело Александра Ивановича. Ему и спасибо скажем.

- Выходит, прав Ленин: декабристы разбудили Герцена, тот развернул агитацию, дальше пришли большевики, - а за ними просвещенные держиморды? - это Тушинский с обычной своей резкостью так сказал.

- Вы пропустили важный этап, Владислав Григорьевич, - ответил Луговой,

- Ленин лишь наметил ход событий. И не мог предвидеть всего. За большевиками не держиморды пришли, за ними пришла интеллигенция. Пришли историки, художники, журналисты, философы - интеллигенты, ущемленные в правах. Их большевики в прослойку определили - а они захотели сами на царство. Оглянулись по сторонам - а во всем мире уже интеллигенция у власти, чем мы-то хуже? Именно интеллигенция - в охоте за своими правами - и стала новым революционным классом. Кто пришел вслед за пролетариатом? Именно вы, Владислав Григорьевич, пришли на смену путиловским рабочим - с вас и спрос.

Павел переводил взгляд с одного собеседника на другого. Каждое слово разговора потрясало Павла, он старался запомнить все в точности, чтобы пересказать домашним.

- Я уже слышал, - сказал Кузин, - снова будет выходить «Колокол» в Лондоне, да? Что ж, западничество и европеизм - наша последняя надежда.

- Есть еще одна - непройденный путь евразийства.

- Евразийство - это тупиковый путь, - заметил Тушинский с презрением.

- Да и западничество - тоже тупиковый путь. Так и мечемся всю жизнь между двумя тупиками, - это сказал человек, стоящий к ним вполоборота, из другой группы. Он сказал это как-то неожиданно зло, и сам растерялся от своего тона. Никто не звал его вмешиваться, да и подслушивать тоже не звали. Встрявший в беседу человек заморгал, хотел было извиниться, потом понял, что и это нелепо, и отвернулся так же бестактно, как и влез в беседу.

Семен Струев перешел к следующей группе, откуда и пришла реплика. Он знал всех в этом зале.

Другая группа, состоящая из профессора истории Сергея Татарникова, искусствоведа Рихтера и протоиерея Николая Павлинова, тем временем обсуждала иные вопросы - не злободневные, но онтологические. Татарников, как обычно, пикировался с Рихтером, а протоиерей их примирял. Татарников просто подхватил обрывок беседы соседей и, по своей привычке спорить, встрял с мнением. Теперь он продолжал разговор с Рихтером. Соломон Рихтер говорил так:

- Россия по историческому развитию своему - приговорена быть пограничной территорией. Так сказать, фронтир. Между Великой степью и европейской цивилизацией, между быстро бегущим временем Запада и медленным временем Востока.

- Для чего, скажите на милость, употреблять французский термин frontiere, говоря о России? - возразил ему Татарников. - Почему «фронтьер»? Нам, русским, всегда мнится: вклей иностранное слово - и дело прояснишь. Добро б хоть Россия с Францией граничила. А граничит она с Афганистаном да с Чечней, при чем тут frontier? Скажите уж по-турецки или на фарси. Разве я не прав, батюшка?

- Россия - трансформатор; если представить, что есть трансформатор, переключающий не энергию, а время… - гнул свое Рихтер.

Отец Николай, не имея привычки вслушиваться в слова других, говорил раскатисто:

- Ах, как это трудно - понять себя. Чего нам не хватает, так это культуры. Культура должна проявляться буквально во всем. Ведь что такое культура? А? В Равенне, например, - говорил отец Николай, - великолепная форель. И это не мешает смотреть на мозаики. Головокружительная красота - дух захватывает; мозаики, от которых сердце бьется так, что аж в ушах звенит, и когда от всего этого хочется просто, вульгарно передохнуть, спускаешься с холма, и слева… Вы бывали в Равенне? - спросил он Рихтера.

- Да. То есть сам не бывал, - сбитый с толку Рихтер развел руками, - но мозаики знаю. По книгам.

- Я сейчас о другом. Так вот, обычный, совершенно ординарный ресторанчик, из тех, куда заходят на бегу, перехватить кусок на скорую руку. Ждешь там найти какую-нибудь позавчерашнюю пиццу. Думаешь, вот сейчас шмякнут на тарелку кусок прогорклой мерзости. Но подают свежайшую, только что пойманную и, наверное, доставленную с озера Фузаро - форель. Жарят на рашпере, хрустящая корочка, золотистая, - кстати, хребет у форели отделяется на удивление легко - поливаешь ее лимоном - и с холодным Фраскате…