М.К.Кантор - Учебник рисования, том. 2

- Следует, - сказал Жиль Бердяефф, - руководствоваться чувством прекрасного. Графиня Тулузская - дама уникальная.

- История моей семьи, - сказал Власов сурово и отхлебнул коктейль, - показывает, что легкого пути к свободе нет. Слушай голос совести. Не выбирай никого, живи сразу с тремя - а сам возвращайся к жене. Родина - прежде всего.

- Все вы врете, - сказал грубый Махно. - У Барбары такие сиськи, что и рассуждать нечего. О чем говорить, когда сиськи налицо. Если сиськи есть, то и совести никакой не надо. А твой дед с Гитлером сотрудничал, и совести у него не было.

Поскольку Махно не потрудился указать, какого именно деда он имеет в виду - печально известного генерала или сентиментального философа, то в возбуждение пришли оба внука.

- Ни с кем дед не сотрудничал! - крикнули они в один голос, а Власов прибавил:

- Трагедия в том, что дед хотел свободы для России, но воевать за нее мог лишь немецким оружием.

Да, подумал Гузкин, свобода не ищет легких путей. Например, брак с Сарой Малатеста - чем не сотрудничество с Гитлером? Но если цель - свобода? А как кончил генерал Власов? Тут было над чем поломать голову. Грише было не легче, чем Андрею Андреевичу Власову в его резиденции в берлинском районе Далем, когда он принимал судьбоносные решения, с кем пойти. Уехать бы к чертовой матери, куда-нибудь далеко, вдруг с тоской подумал Гриша. А как же современное искусство, подумал он. Так и генерал Власов порой думал: а как же Россия? И некстати возникла мысль: а как же сиськи?

- Николай Бердяев, - сказал Жиль Бердяефф, - даже сдал паспорт Лиги Наций, чтобы получить русский. Он сделал это в знак солидарности с Красной армией.

Сдать паспорт - это, пожалуй, чересчур, подумал Гриша, разумно ли? Много усилий потрачено, чтобы достать паспорт свободного гражданина, а тут - сдать. Поступок, что говорить, незаурядный. Он представил, как философ Бердяев возвращает паспорт, и ему сделалось не по себе. Что - в Россию вернуться? Интересно, расстреляли бы Николая Бердяева или нет? А его, Гришу? Полковник ГБ у власти, как-никак. Прямо в аэропорту и возьмут, долго ли? Пожалеют ли о нем, заплачут ли? Которая из трех?

- А чего ж он в Россию не вернулся? - спросил Махно. - Вернулся бы в знак солидарности, позер.

- А твой дед, - сказал Бердяефф, и на его морально озабоченном лице проявилась циничная улыбка опытного антиквара, - отчего не вернулся? Пользу бы отечеству принес! Драпанул в Париж с румынским золотом - отчего же не привез он золото на нужды Красной армии? Пригодилось бы - на танки.

Так вот почему Эжен Махно не ищет работу, подумал Гузкин машинально, небось и золото румынское у него осталось. Интересно, много золота Махно вывез? Вот, допустим, золото Клавдии Тулузской. Хватило бы его на поддержку Красной армии? Тут Гриша вспомнил, что Клавдия - дочь гауляйтера Парижа, и Красной армии помогать не собиралась. Ох, запутано все в этом мире. А впрочем, подумал Гриша, если представить, что я женат на Клавдии - и золото мое. Взять и отдать в Россию? Дикость какая.

- Мой дед предлагал помощь большевикам, - сказал Махно. - Отказались, сами и виноваты! А тебе, сука, я морду разобью!

- Попробуй, тронь, - взвизгнул внук религиозного мыслителя, - я тебе рожу расцарапаю.

- Остановитесь, - воззвал Ефим Шухман. - Спросите меня, если хотите знать мое личное мнение! Я лично считаю, что Гриша должен выбрать Сару Малатеста.

Ефим Шухман в споре чувствовал себя достаточно уверенно, поскольку его дед ни в чем подозрительном не участвовал, а выбрать Сару Малатеста Шухман посоветовал потому, что в последние дни начал встречаться с Барбарой фон Майзель, и у него появились некие соображения личного характера.

- Еще бы, - сказал Махно, - кого еврей посоветует? Конечно, жидовку с деньгами. Слушай Ефима, он всегда чует, где выгода.

- Ты, - волнуясь, спросил Шухман, - антисемит?

- А что, семит? - спросил грубый Махно. - Семит я или антисемит? Ну и вопросы ты задаешь, Ефим.

В словах Шухмана есть логика, думал Гриша. Выбирая из трех дам, следует учесть фактор национальности. Понятно, мы живем в гуманистическом открытом обществе. И все же, и все же. Барбара - немка, буду ли я чувствовать себя комфортно? В семье у них заправляет папаша, что ж, постоянно просить у него, унижаться? Не придется ли переступить через некие принципы? Строка из будущих мемуаров возникла в сознании Гриши. Сидели в отеле «Лютеция», обсуждали исторические коллизии. Решение, понял я, диктует не выгода, но принципы общего характера. В моем случае - то были принципы современного искусства.