Фрэнк Абигнейл - Поймай меня, если сможешь

— Розали, я люблю тебя, — сказал я ей как-то вечером.

— Я тоже тебя люблю, Фрэнк, — кивнув, тихонько проронила она. — Почему бы нам не навестить моих родителей и не сказать о наших отношениях?

Родители её жили в Дауни, к югу от Лос-Анджелеса. Путь был неблизкий, и, сделав остановку, мы сняли хижину под Писмоу-Бич. Провели там чудесный вечер, а когда тронулись утром дальше, Розали уже не была девственницей. От этого мне было очень не по себе, ибо я чувствовал, что должен был беречь добродетель, которой она так дорожила. Ведя её машину вдоль побережья — почему-то она настояла на этом варианте, — я то и дело просил прощения.

— Хватит извиняться, Фрэнк, — прильнув ко мне, улыбнулась Розали. — Я сама этого хотела. И потом, мы просто приплюсуем эту ночь к свадебной.

Родители её оказались прекрасными людьми, оказавшими мне тёплый приём. А когда Розали сказала, что мы собираемся пожениться, обрадовались и горячо нас поздравили. Два дня я не слышал разговоров больше ни о чем, кроме приготовлений к свадьбе, хотя на самом деле не просил руки Розали. Однако вопрос казался решённым, а её родителям я наверняка пришёлся по нраву.

Но как я мог на ней жениться?! Она считала меня Фрэнком Уильямсом, вторым пилотом Pan Am, которому уготовано блестящее будущее. Но если мы поженимся, разыгрывать эту роль и дальше будет невозможно. Рано или поздно она узнает, что на самом деле я Фрэнк Абигнейл — несовершеннолетний аферист с фальшивым настоящим и грязным прошлым. С Розали я так поступить не могу, думал я.

А может, всё-таки?.. У меня в запасе имелось восемьдесят-девяносто тысяч наличными — для начала совместной жизни хватит с лихвой. Может, Розали и поверит, если я скажу, что сыт полётами по горло, что всегда мечтал завести магазин канцтоваров.

Вообще-то, ничего такого мне не хотелось, но это было единственное честное ремесло, в котором я что-то понимал. Впрочем, идею пришлось пресечь в корне: я всё равно останусь Фрэнком Уильямсом, а Фрэнк Уильямс — по-прежнему разыскиваемый преступник.

Визит, суливший массу удовольствий, обернулся для меня суровым испытанием. Чувствуя искреннюю любовь к Розали, я и на самом деле хотел на ней жениться, но в сложившихся обстоятельствах просто не видел ни малейшего просвета.

А Розали надеялась, что выйдет за меня. И её родители считали, что брак неизбежен, и все трое с радостью рванулись во все тяжкие, назначив день свадьбы через месяц, составляя список приглашённых, планируя приём и занимаясь всяческими приятными хлопотами, полагающимися родителям и дочери, когда она вот-вот станет невестой. Я тоже принимал участие в обсуждениях, внешне демонстрируя радость и нетерпение, но внутренне корчась от угрызений совести, сгорая от стыда и изнемогая от осознания собственного ничтожества. Я сказал Розали и её родителям, что мои мать и отец уехали отдыхать в Европу, и все единодушно решили дождаться их возвращения — по моим словам, ожидавшегося через десять дней, — а уже после строить окончательные планы.

— Ваша мама, Фрэнк, наверняка захочет приложить руку к организации свадьбы, — сказала мать Розали.

— Не сомневаюсь, — солгал я, хотя на самом деле не сомневался только в том, что моя мамашка жаждет наложить на меня руки.

Я просто не знал, как быть. Остановился я в гостевой комнате дома Розали, и по ночам, лёжа в постели, слыша неразборчивый ропот голосов её родителей в спальне через коридор, понимал, что они разговаривают о браке дочери с замечательным молодым человеком, — и чувствовал себя последней сволочью.

Однажды мы с Розали отправились покататься на велосипедах и заехали в парк, устроившись под сенью раскидистых ветвей большого дерева, и Розали, как обычно, принялась болтать о будущем — где мы будем жить, сколько заведём детей и тому подобное. Я же смотрел на неё и вдруг ощутил, что она поймёт, что любит меня достаточно сильно, чтобы не только понять, но и простить. Умение сопереживать было одной из черт её характера, за которые я её и полюбил.

— Розали, — ласково зажав ей рот ладонью, сказал я и даже сам поразился собственному спокойствию и собранности.

— Мне нужно тебе кое-что сказать, и я хочу, чтобы ты попыталась меня понять. Не люби я тебя так сильно, я бы вообще тебе этого не сказал, потому что никогда и никому не открывал того, что хочу сказать тебе. А тебе, Розали, скажу, потому что люблю тебя и хочу чтобы ты стала моей женой.

— Розали, я вовсе не пилот Pan American. Мне вовсе не двадцать восемь лет, Розали. Мне девятнадцать. Меня зовут не Фрэнк Уильямс. Меня зовут Фрэнк Абигнейл. Я мошенник, Розали, самозванец и аферист, и меня разыскивает полиция всей страны.