Сергей Алексеев - Дива

Кажется, лесное дивьё переживало всплеск агрессии. Было чувство, что параллельный мир готовит нападение и приближается к подземному схрону, шум накатывал­ся волной, вызывая непроизвольную панику. И Зарубин в какой-то миг ей поддался, ощутил назревающий ледя­ной холод и растолкал Боруту. Тот прислушался — тру­ба уже клокотала гневом, наугад откуда-то выхватил за­тычку и заткнул голоса неведомого мира.

— Ложись спать, — сонно посоветовал он. — Пускай визжат, мы тут в полной безопасности. Переждём туман, а вечером ещё не того наслушаешься...

Зарубин стряхнул наваждение, огляделся и безропот­но повиновался, удивляясь собственным чувствам. Ему, как гостю, был предоставлен надувной матрац на топча­не и пуховой спальный мешок — в нетопленном бунке­ре было прохладно и влажно. Он забрался внутрь и ещё долго не мог согреться, сдерживая дрожь и понимая, что она- результат пережитого страха. Шум с улицы всё ещё доносился, но едва слышный и неопасный, и он бы уми­ротворил себя до состояния сна, однако вспомнил, зачем пришёл сюда, оставив свои дела на базе в самом крити­ческом состоянии, — принцесса потерялась! И верить в предсказание Боруты нет никакой охоты...

Звуки всё же доносились в бункер, вероятно, на дру­гом конце трубы был какой-то акустический сборник или усилитель. И это натолкнуло на первую трезвую мысль: Борута устроил вещание голосов потустороннего мира че­рез эту трубу! Эдакая первоначальная подготовка психи­ки перед походом в недра Дорийской мари, в логово ди- вья лесного, на священный остров, где лежит алтарный камень. Наслушаешься голосов, а картины чудовищ под- верстаются сами от собственного о них представления и воображения. Драматургия этого спектакля была по­сложнее, чем с китайской куклой йети: учитывалась бо­лее тонкая психология, рассчитанная не на массовый ис­пуг — на индивидуальное восприятие.

Покинуть бункер бесшумно не удалось. Тяжёлый де­ревянный люк открывался со скрипом, напоминающим сигнализацию, и Борута вскочил.

— Ты куда?..

— Воздухом подышать... Не могу спать днём!

— Гляди, на верху опасно, — меланхолично предупре­дил он. — Нечисть здесь без расписания живёт и в тума­не ещё более зловредна...

Но задерживать не стал. Зарубин выбрался на волю и только здесь облегчённо вздохнул, однако обнаружил плотный, непроглядный туман! Да ещё какой-то мерзкий, холодный, пробирающий до костей. Зато здесь туалетом не пахло, а вполне сносно — болотом, багульником и сы­ростью. И никаких тебе голосов!

Пока он ощупью собирал хворост и разводил костёр, где-то загоготали гуси, скорее всего, дикие, что гнездились в болоте, а потом вообще все звуки пропали. Дивьё лес­ное будто бы убралось в свой параллельный мир, невзи­рая на благодатный туман. И всё бы ничего, но Зарубин вдруг ощутил болезненный озноб, который обычно быва­ет от температуры. Он жался к огню, но топливо быстро истлевало под ветром, а топора не было, чтоб нарубить настоящих дров. Пока он бегал за хворостом, костёрчик чуть не угас, однако и подпитанный горел недолго, а ли­хорадило всё сильнее. Чтоб не замёрзнуть, пришлось бы всё равно спускаться в подземелье, так и не дождавшись явления нечистой силы, а туман становился гуще и удуш­ливей. Он подсовывал в огонь обгоревшие охвостья веток и уже поглядывал на открытый люк в подземелье, ког­да за спиной, в лесу раздался сильный треск. В тумане он не увидел, как рухнула сушина, — услышал характерный грохот дерева о землю, и разбитые крупные сучья сухой сосновой кроны прилетели чуть ли не к ногам Зарубина. Он шагнул в белую пелену и, склонившись к земле, узрел целый ворох дров, но, не успев обрадоваться этому, от­скочил. Незримая и неведомая сила разворачивала сухо­стойный ствол сосны в сторону костра! Сумрак и туман не позволяли увидеть эту силу, но оценить её можно было по тому, как дерево толщиной в обхват двигалось к Зару­бину, подминая мелколесье и кустарник. Будто кто-то ка­тил его впереди себя!

Зарубин непроизвольно отступил в противоположную сторону — к замаскированному лазу в бункер, и в это вре­мя сушину бросили на землю в трёх шагах от костра. По­том послышался шорох осыпающейся гальки, и всё стихло.

Выждав несколько напряжённых минут, Зарубин вер­нулся к угасающему костру, щедро накидал дров и при свете яркого пламени увидел очертания павшего сухо­го дерева. Незримый благодетель не вывернул из земли, а сломал сосну у корня, приволок к огню и обеспечил то­пливом на долгое время. И сделал это не человек и даже не зверь, ибо переломить сосновый ствол не удалось бы даже самому крупному медведю...