Юрий Мамлеев - Другой

В комнате возникла отрешенность.

— А почему третий стул пуст?! — выкрикнул вдруг Ротов среди тишины.

Некромант медленно, с расстановкой, сухим и приглушенным голосом ответил:

— Это вас не касается. Стул предназначен для кого надо. И будет он — пустой, ибо наш гость — Пустота.

Ротов удовлетворенно хмыкнул:

— Теперь все понятно.

Между тем Алёна переглянувшись с Вадимом, решительно подошла к Лохматову. Присела рядом и прошептала:

— Трофим Борисович, зачем же вы нас пригласили? Я чувствую, что тут произойдет подлинная, реальная магия некромантии… Но это же большой грех…

Трофим насмешливо посмотрел на Алёнушку, а потом резко, но не громко, сказал:

— Вы же с вашим другом не знали, что здесь будет. Значит — не по своей воле. Весь грех я беру на себя. Сидите и слушайте.

Алёна растерялась и тихо вернулась к Вадиму, на свое место. Воцарилось тревожное молчание. Наконец, некромант тихо спросил:

— Кто желает?

Толстячок Уваров подскочил на месте и истерично прикрикнул:

— Я!!

— Называйте…

— Олег Орефьев. Ушел из жизни непонятным образом.

Что совершал некромант, какая книга лежала перед ним на столике, какие заклинания он произносил в уме — никто, конечно, и представить себе не мог: Нарастала только какая-то дикая тишина, словно она наполнилась чем-то невидимым и пока неслышным. Вдруг — точно дуновение ветра. За дверью по-собачьи на мгновение завыла кошка. Потом все оборвалось. И внезапно Уваров в этой тишине услышал голос из пустоты:

— Куда, куда улетели мои сны?! Куда? Куда? — страстно и ясно звучали слова.

Уваров завизжал:

— Это его голос! Это Олег, Олег!!

— Дайте покоя, дайте покой, — звучал голос. И стал удаляться. Все тише и тише произносилось:

— Сны! Сны! Куда улетели сны!

И потом опять тишина. Уваров вспотел.

— Он не хочет больше быть с нами, — промолвил инструктор.

Уваров выпалил еще одно имя:

— Кумирова Галя! Очень ученый и интеллигентный человек!

Тишина. Все ожидали нечто интеллигентное. Но Уваров услышал женский визг, истеричный и неутоленный. Он выпучил глаза и проговорил:

— Да, это Галя, ее визг. Но почему?

Визг кончился, не было сказано ни одного слова.

— Плохо ей, что ли, там? — тоскливо спросила Алёна.

Тут осторожно заявил о себе Илья Гурнов:

— Александра Антоновна Тверина, тетушка моя, покойная.

Опять неприятное, замороченное ожидание. Потом явное присутствие иного пространства. Но где оно? И, наконец, голосок, на этот раз говорливый:

— Ты, Илюша, Андрею скажи, пусть к нам лучше не приходит. Худо ему будет. Сам знает за что. Пусть не показывается у нас. А тебе вот что скажу: смерть твоя не за горами. Насколько я это вижу. Умрешь через пять месяцев. Жди.

Гурнов обомлел, хотел зарыдать, но сдержался. А потом подумал: «Врет тетка. Всегда обманщица была. И еще оправдывалась: ври, чтобы не тревожить душу. Но Андрюше обязательно скажу, чтоб не показывался».

Какой-то сочный, пусть хоть и с того света, голос Александры Антоновны исчез. Некромант вдруг внимательно посмотрел на Вадима и спросил:

— Вы хотите?

— Нет. У меня нет мертвых, — последовал резкий ответ.

— Все понятно. А вы? — некромант взглянул на Наденьку.

— Не хочу! Боюсь! Боюсь! — взвизгнула она.

— Я теперь, — вмешался Муреев. — Евгению Михайловну, пожалуйста.

Та не заставила себя долго ждать.

— Ну что, дождался, Валера? Вчерась не сберег сынка своего. Ножку повредил на своих сумасшедших роликах. Смотри у меня…

«Знает, знает про ногу-то», — забурчал в уме Муреев.

— А то, что ты от Кати, жены своей, заначку в две тысячи рублей припрятал в шкафу, думаешь не знаю?! Нам все видно! Как тебе не стыдно только?! Катька бьется, бьется, изнемогает из-за этих проклятых денег. А ты?

Муреев весь красный и слова не мог вымолвить.

— Хотите еще? — спросил Некромант, когда Евгения Михайловна умолкла.

— Хочу Варвару Степановну, соседку. Она другая, — чуть не всхлипнул Муреев.

Голос Варвары Степановны, который он услышал, был добрее:

— Сашок, ты что? Что ты? Пришел почти раздетый на магию. Не простудись, сколько раз я тебя учила, не простудись. Сирота горькая.

Муреев обалдело пожалел себя и настоял, чтобы еще вызвали некоего Гарика.

Но на этот раз ему послышался только вой: «У-у-у!!!» — как из потусторонней бочки.

— В свое время чуть ножом меня не убил. А потом самого зарезали, — пробормотал Муреев.

— У-у-у-у! — вой продолжался и мог тянуться, казалось, до бесконечности. Было в этом вое что-то гробовое, угрюмое и настойчивое.