Юрий Мамлеев - Другой

Потом она немного успокоилась, решила завтра утром сходить в церковь.

— Может быть, наши молитвы им помогут…

Но под конец Лера не выдержала:

— И подумай, Инна даже в этой ситуации не усмирила свою феминистскую ненависть к мужикам. Феминистка! А у самой две дочки от разных сбежавших мужей.

— Взвинченная истеричка. Конечно, легче воевать с выдуманным врагом, чем с настоящим, — и Лёня успокаивающе махнул рукой.

Пришла Анна Петровна с набитой продуктами и газетами сумкой и опять ушла. Каждые десять минут звонил телефон, и все одно и то же: кого-то обидели, кому-то набили в подъезде морду, кто-то пережил гипертонический криз… И так без конца.

Лера не могла сосредоточиться на работе, и к тому же сосед непрерывно стучал молотком, то с шумом рылся за стеной, словно полуразумный крот, стуча, кряхтя и не успокаиваясь до самого вечера, словно он строил себе отсутствие бессмертия…

Наконец, Лёня принялся читать Лере вслух стихи, чтобы она забыла о том, в каком веке живет.

И только к позднему вечеру звонки, стуки, крики внезапно остановились, словно их и не было.

Ночь равнодушно, но грозно, смотрела в окна. Запершись в уют, в свою комнату, они тихо беседовали:

— Теперь можно приступить к началу, — холодно, с усмешечкой произнесла Лера. — Пора подумать о мщении.

Лёня вздрогнул, а Лера взяла со столика пачку газет и села на диван.

— Что ты хочешь? — невольно спросил Леня.

— Садись рядом и смотри. Я хочу начать с моей тетушки, с Софьи Петровны. Она экстрасенс, как ты знаешь, — со змеино-ласковой улыбкой проговорила Лера. — Только через этот, чуть-чуть сверхъестественный тоннель можно что-то увидеть. Тетушка — мастерица своего дела. И посмотри, как она зарабатывает на хлеб.

Лера открыла газету и ткнула пальцем в объявление: «Снимаю муки совести. Возвращаю душевное равновесие даже в самых безнадежно жутких случаях, звонить по телефону…».

— Это она! Софья Петровна Бобова твоя! — воскликнул Леня.

— Она, она! И у меня есть план, как использовать этот шанс. А пока вот полюбуйся на объявления в газетах, которые я подчеркивала.

Лёня прочитал вслух: «Потенциальный убийца ищет подругу жизни. Главное — родство душ. Звонить только ночью», «Обучаю практике энергетического вампиризма. Один курс — 15.000 долларов».

— Хорош, — пробормотал Леня.

Далее следовало: «Обучаю технике перманентного обмана в сфере предпринимательства. Беру дорого».

— А вот еще, — вздохнула Лера. — Утонченный текст: «Пожилая дама мечтает о совместной смерти с молодым человеком. Желающих просьба прислать фотографию».

Взгляд Лени метнулся в сторону: «Удовлетворяю любые сексуальные наклонности, исключая садизм», «Готов к любым законным половым извращениям. Детей не приводить», «Занимаюсь отпугиванием нечисти. Во всех ее формах. Возможно отпугивание на дому». Лёня перевернул лист. «Оживляю трупы в обмен на интимную связь».

— Ну, что скажешь, хороша картина? — осведомилась Лера.

— В аду жутче.

— Ну, до уровня ада мы еще на этой планете не дожили. Все еще впереди!

И Лера свернулась клубочком на кровати.

— Интеллигенция, наконец, должна научиться себя защищать, Лёня, — сказала она, протягивая к нему нежные руки. — Иди-ка ко мне. И забудь о кошмаре. К тетушке я пойду сама дня через два, а тебе даю три дня, чтобы придти в себя. Почитай опять Гомера, это успокаивает.

— Нет уж. Хватит с меня моего визита к разным богам…

Проворчав это, Лёня поцеловал жену. Но он порой сетовал про себя, что иногда даже во время соития Лера умудрялась читать французские романы.

В кровати, проснувшись, Алёна нежилась, вспоминая о своих страхах.

Самый первый страх, который она помнит, возник в детстве на даче. Она, голенькая четырехлетка, играла в песке. И вдруг спиной почувствовала приближение того, что раздавит ее существо. И она услышала звук своей гибели. Заплакав, подчиняясь ужасу, исходящему из-за спины, она отползла в сторону. На место, где она играла и строила песочный замок, упало высокое дерево. С тех пор она стала бояться высоких зданий и уходящих в небо деревьев. Последние виделись ей, как живые серьезные существа.

Потом, пока училась в школе, дважды раздавался тот же звук гибели, но она изворотливо спасалась.

Потом это прекратилось. Такие моменты с кем не бывают — их обычно запоминают, но они не довлеют. Не довлели слишком они и над Алёнушкой.

Ее подлинные страхи развились потом — к юности. Имя им было — сознание своей смертности и возможность гибели в любой момент. Как нежное адское пламя это сознание кормило ее воображение. Судорога ужаса охватывала ее, даже когда она переходила улицу. В метро ей казалось, что поезд застрянет, и она задохнется в черном подземелье. В автомобиле ей грезились катастрофы, мозги на тротуаре. Она умоляла, чтоб ехали тише, даже не в смысле скорости, а тише вообще, чтобы мир их не заметил.