Ален Де Боттон - Интимные подробности

Я прекрасно знал такой тип женщин; они всегда оказывают чрезмерное уважение склизким личностям мужского пола, имеющим дело с самой грязной стороной шоу-бизнеса. Сама-то женщина может быть вполне здравомыслящей, но, тем не менее, она липнет к эдакому молодчику, пытаясь вырваться из трясины повседневности. Она принимает щетину на его щеках за вызов обществу, потом несколько лет колесит с ним по дорогам, нередко рожает от него ребенка или садится на наркотики, а потом, лет через десять, родственники наконец спасают ее, отыскав в каких-нибудь трущобах. Все ее убеждения — предсказуемая пост-подростковая муть, характерная для среднего класса. Неосознанный либерализм сочетается в ней с материалистической привязанностью к домашнему уюту; несколько лет назад она экспериментировала с вегетарианством, но пришла к выводу, что немного животного белка не повредит, и, конечно, с большой теплотой вспоминает свою активную деятельность в группах, борющихся за спасение панд и австралийских муравьедов.

Составив этот психологический портрет, я совершенно успокоился и не собирался больше думать об этой женщине, а переместился на кухню в надежде встретить там кого-нибудь более подходящего. К сожалению, кухня пустовала, зато на столе лежала вчерашняя газета со статьей, в которой предсказывалось, что в Землю скоро врежется метеорит размером с железнодорожный вокзал.

— О боже, спасите меня! — вскричала упомянутая выше женщина, вбегая на кухню мгновением позже.

— Простите? — я оторвался от газеты.

— Меня преследуют, — она захлопнула за собой дверь.

— Кто?

— Ну почему я вечно попадаю в такие ситуации? Он — брат моего приятеля, мы договорились, что он подвезет меня домой, и, разумеется, он вообразил себе невесть что. Мне кажется, он опасен — не то чтобы совсем псих, но немного не в себе.

— Только немного?

— Если он войдет, можем мы сделать вид, что увлечены разговором?

— А может, примемся мурлыкать рождественский гимн?

— Извините. Должно быть, я веду себя неприлично.

— Хотите вина?

— Нет, но с удовольствием съем одну из этих морковок. Никогда мне не удается проголодаться в нужное время.

— Почему?

— Сама не знаю, но как-то выходит, что за завтраком есть совершенно не хочется, а к середине дня я уже умираю от голода. Сейчас, например, душу продала бы за пару печений.

Нужную жестяную коробку мы нашли у плиты. Заодно и познакомились.

— Так кого вы здесь знаете? — спросил я.

— Я дружу с Ником. Вы знаете Ника?

— Нет, а кто такой Ник?

— Приятель Джулии. Вы знаете Джулию?

— Нет. Вы знаете Криса?

— Нет.

— А как вышло, что Вы собрались ехать на машине старины Хендрикса?

— Он живет недалеко от меня, в Хаммерсмите. [18] Хаммерсмит — район в западной части Лондона. Не понимаю, почему со мной вечно такое случается. Я веду себя дружелюбно с людьми, которых лучше бы сразу отшить. Но этого я просто не умею делать — наверное, боюсь их обидеть, потому и веду себя по-дружески.

— Хотите, чтобы все вас любили?

— А разве вы — нет?

— Естественно, хочу.

— Раз уж речь зашла об этом Хендриксе, вот что я вам скажу: терпеть не могу людей, которые стараются выглядеть модными. Нет, я не против моды, но противно, когда ради нее лезут из кожи вон. Это как те люди, которые пытаются произвести на тебя впечатление, демонстрируя свой интеллект. Но если человек и правда читал Аристотеля в академических изданиях, у него должно быть достаточно такта, чтобы не кричать об этом на каждом углу.

— Вы говорите о конкретном человеке?

— Да. Пожалуй. В любом случае, вас это не касается, ведь мы едва успели познакомиться.

— И что?

— Готова спорить, вы уже забыли мое имя.

— Как я мог забыть такое имя, как Харриет?

— Запросто. Но вот вам более насущный вопрос: почему вы не смогли запомнить такое имя, как Изабель?

— Откуда вы узнали, что я его забыл?

— Потому что я сама долго была такой же. А потом прочитала в газете статью о людях, которые с трудом запоминают имена. Оказывается, это свойственно тем, кто слишком беспокоится о том, какое впечатление производит на других, а потому не уделяет собеседнику достаточно внимания.

— Рад, что вы растолковали мне, что к чему.

— Извините. Я нагрубила вам? Я бываю грубой, вам следует это знать.

Она коротко улыбнулась, потом задумчиво отвела взгляд. Волосы у нее были темно-каштановые, слегка вьющиеся, средней длины. Под ярким светом люминесцентной лампы кожа казалась очень бледной, на левой стороне подбородка я заметил маленькую родинку, а глаза (сейчас пристально изучавшие дверцу холодильника) были обыкновенные, орехово-карие.