— Где мы? — спрашивает он.
— На вершине хребта.
— А-а-а, — тянет он улыбаясь.
Я раскрываю приготовленный на полдник швейцарский сыр, перчики и крекеры. Аккуратно нарезаю сыр, затем перчики на кусочки. В тишине всё делается так опрятно.
— Давай построим здесь шалаш, — предлагает он.
— О-х-х-х, — застонал я, — и тащиться сюда каждый день?
— Конечно, — дразнит он. — Ведь было же совсем не трудно.
Вчерашний день для него уже далёкое прошлое. Я подаю ему сыру и крекеры.
— О чём ты всегда думаешь? — спрашивает он.
— О тысяче вещей, — отвечаю я.
— Каких?
— Большинство из них тебе будут совершенно непонятны.
— Например?
— Например, я говорил тебе, что встречусь с тобой на вершине горы.
— А-а-а, — тянет он и смотрит вниз.
— Ты говорил, что я разговаривал как пьяный.
— Нет, не пьяный, — произносит он, всё ещё глядя вниз. Но то, как он отводит взгляд, заставляет меня усомниться, что говорит он правду.
— Так как же?
Он не отвечает.
— Так как же, Крис?
— Просто иначе.
— Как?
— Ну, не знаю! — Он глянул на меня, и в глазах у него мелькнул страх. — Ты говорил так, как когда-то давно, — отвечает он и снова смотрит вниз.
— Когда?
— Когда мы жили здесь.
Я сохраняю невозмутимое выражение лица, он не замечает никаких перемен. Затем я осторожно встаю, подхожу к носкам и методично переворачиваю их на другую сторону. Они уже давно высохли. По возвращении я вновь замечаю, что он не сводит с меня взгляда. Я отвечаю с безразличием: «Я и не знал, что это казалось иначе».
Он ничего не отвечает на это.
Надеваю носки и обуваю сапоги.
— Пить хочется, — говорит Крис.
— Чтобы найти воды, нам не придётся спускаться слишком далеко, — говорю я и встаю. — Ты готов?
Он кивает, и мы взваливаем поклажу на плечи. Когда мы идём по вершине гребня к началу оврага, то слышим шум ещё одного камнепада, на этот раз гораздо мощнее того, что был некоторое время назад. Смотрю вверх, пытаясь определить, где он. Но ничего не видать.
— Что это было? — спрашивает Крис.
— Камнепад.
Мы замираем на некоторое время, прислушиваясь. Крис спрашивает: «Там кто-то есть?»
— Нет, думаю, что камни вываливаются в результате таяния снега. Когда в начале лета становится по-настоящему жарко, как сейчас, то частенько слышатся такие небольшие обвалы. Бывают и большие. Это часть процесса снашивания гор.
— Я и не знал, что горы изнашиваются.
— Не изнашиваются, а снашиваются. Они округляются, и склоны становятся положе. А эти горы ещё не сносились. Повсюду вокруг нас, за исключением того, что выше, склоны горы покрыты черноватой зеленью леса. На расстоянии лес выглядит как бархат.
Я говорю: «Вот ты смотришь сейчас на эти горы, они кажутся такими постоянными и покойными, но они всё время меняются, и перемены эти не всегда безобидны. Под нами, прямо тут под нами, есть силы, которые могут расколоть всю гору на куски».
— И так бывает?
— Что бывает?
— Раскалывается гора на части?
— Да, — отвечаю я. Затем вспоминаю: «Не так далеко отсюда под миллионами тонн скалистой породы лежат девятнадцать человек. Все просто удивлены, что их оказалось только девятнадцать.»
— И что же случилось?
— Они были просто туристами с востока, остановились на бивуак на ночь. Ночью подземные силы разбушевались, а когда утром спасатели увидели, что произошло, то только покачали головой. Они даже не стали раскапывать. Ведь им пришлось бы раскопать сотни метров породы, найти тела, которые надо было бы лишь снова зарыть. Так они их тут и оставили. Они до сих пор тут и лежат.
— А как узнали, что их было девятнадцать?
— Соседи и родственники из их родного города заявили, что они пропали без вести.
Крис пристально смотрит на вершину горы перед нами. — И их ничто не насторожило?
— Не знаю.
— Пожалуй, что-то должно было их предупредить.
— Может так оно и было.
Мы идём туда, где гребень, по которому мы движемся, изгибается по направлению к оврагу. Вижу, что, если пойти по оврагу вниз, то в конце его найдём воду. Я сворачиваю под углом вниз.
Вверху снова загремели камни. Вдруг меня охватывает испуг.
— Крис.
— Что?
— Знаешь, о чём я подумал?
— Нет, а что?
Думаю, что поступим очень разумно, если оставим сейчас эту гору в покое, и придём сюда как-нибудь в другой год. Он молчит. Затем спрашивает: «А почему?»
У меня дурное предчувствие.
Долгое время он ничего не говорит. Наконец произносит: «А в чём дело?»
Читать дальше