Роберт Пирсиг - Дзен и исскуство ухода за мотоциклом

Вторая метафизическая фаза Федра закончилась полным крахом. Ещё до того, как ему к голове приставили электроды, он утратил всё существенное: деньги, собственность, детей, даже гражданских прав он был лишён по приговору суда. У него осталась лишь одинокая безумная мечта о качестве, да карта маршрута через горы, ради которой он пожертвовал всем. Затем, после подключения электродов, он утратил и это.

Я никогда не узнаю, что было у него в голове в то время, и этого не узнает никто. Сейчас лишь остались фрагменты: обломки, разрозненные записи, которые можно и собрать, но останутся огромные пространства без объяснений.

Когда я впервые обнаружил эти обломки, то почувствовал себя каким-то земледельцем на окраинах, скажем, Афин, под плугом которого иногда появляются камни с какими-то странными узорами на них. Я знал, что они представляют собой часть какой-то более крупной структуры, существовавшей в прошлом, но это было за пределами моего понимания. Вначале я намеренно избегал их, не обращал на них внимания, ибо знал, что эти камни навлекли какие-то беды, которых мне следует сторониться. Но даже и тогда я сознавал, что они представляют собой часть огромной структуры мыслей, и втайне интересовался ими.

Позднее, когда у меня появилась уверенность в иммунитете к этой напасти, я стал интересоваться этими обломками более обстоятельно, начал делать аморфные наброски с них, то есть, не обращая внимания на форму, и в том порядке, в каком они мне попадались. Многие из этих аморфных суждений предоставили мне друзья. Теперь их набрались тысячи, и хоть только малая их часть годится для данной шатокуа, они всё-таки являются её основой.

Возможно, всё это очень далеко от того, что думал он. Пытаясь воссоздать всю структуру из осколков путём дедукции, я неизбежно наделаю ошибок и буду непоследователен, за что и должен просить снисхождения. Во многих случаях эти фрагменты весьма противоречивы, и их можно толковать по разному. Если что-то получилось неверно, то вполне вероятно, что ошибка заключается не в его строе мыслей, а в том, как я их восстановил, и позднее можно будет восстановить их лучше.

Раздался какой-то шелест, и в деревьях исчезает куропатка.

— Ты видел? — спрашивает Крис.

— Да, — отвечаю я.

— Что это было?

— Куропатка.

— Откуда ты знаешь?

— В полёте они качаются вот так вот, — говорю я, хоть и не совсем уверенно, но звучит это правдоподобно. — И к тому же они держатся близко к земле.

— О, — протянул Крис, и мы продолжаем поход. Лучи солнца, пронизывающие кроны деревьев, создают ощущение храма.

Теперь же я хочу остановиться на первой фазе его похода за качеством, на неметафизической фазе, и это будет приятно. Хорошо начинать путешествия с удовольствием, хоть и знаешь, что они не закончатся таким же образом. Пользуясь его классными записями как справочным материалом, я хочу восстановить, как качество стало для него рабочей концепцией в преподавании риторики. Его вторая, метафизическая фаза, была шаткой и сомнительной, а первая фаза, на которой он просто преподавал риторику, была во всех отношениях прагматической и солидной и, пожалуй, судить о ней следует по её заслугам, независимо от второй фазы.

Он широко практиковал нововведения. У него возникали трудности со студентами, которым нечего было сказать. Вначале он полагал, что это лень, но позднее стало очевидно, что это не так. Они просто не могли придумать, что говорить.

Одна из них, девушка в сильных очках, хотела написать эссе на 500 слов о Соединённых штатах. Он привык уже к упадническому чувству, возникавшему при таких намерениях, и, не отговаривая её, предложил ей лучше сузить тему только до Бозмена.

Когда подошёл срок, работы у неё не вышло, и она была довольно сильно расстроена этим. Она сказала, что пробовала и пыталась писать так и этак, но не смогла ничего придумать.

Он уже говорил о ней с другими преподавателями, и они подтвердили его впечатления о ней. Она была очень серьёзной, дисциплинированной и прилежной, но чрезвычайно тупой. В ней не было творческой искры. Глаза её за толстыми линзами очков были загнанными. Она вовсе не блефовала, она действительно не могла придумать, что бы ей такое рассказать, и очень расстраивалась из-за своей неспособности сделать то, что требуется.

Это просто обескуражило его. Теперь он сам не мог сообразить, что же ему сказать. Наступило молчание, и затем последовал своеобразный совет: «Ограничьтесь-ка только главной улицей Бозмена». И это оказалось просто озарением.