Пуговка изучающе посмотрела на него:
– Так… А она видела, куда ты пошел?
– Нет.
– Точно?
– Отвечаю, нет. – Он зашептал: – Я все сделал так, как мы договаривались…
– Дворами?
– Да.
– Хвоста точно не было?
– Зуб на выбей даю!
Пуговка удовлетворенно потерла руки:
– Хо-ро-шо! – Она быстро прижалась к Алеше. И легко поцеловала его в губы.
Он покраснел до ушей.
– Ну… Ну что ты?
Пуговка улыбнулась:
– Ладно тебе. Здесь никто не видит. Им нет до нас никакого дела.
Она как-то приосанилась, сбросив с себя налет неофициальности. Выпрямилась. Твердо взглянула ему в глаза.
– Теперь ставлю задачу: возьмешь сумку, – она показала глазами на стоящий рядом черный ранец, – предупреждаю, она тяжелая. Двинешься вдоль этой стены ко второму ряду эскалаторов, возле спуска, на углу, остановишься, только стой возле стены и не оборачивайся. Когда остановишься, возьмешь сумку двумя руками и высоко поднимешь ее вверх. Как можно выше! – Она выдохнула воздух. – Это первое. Второе – с сумкой идти медленно. Отсекай всех людей. По линии движения между мной и тобой не должно никого быть. Уяснил?
Алеша кивнул.
– Вопросы есть?
– Есть.
– Валяй.
– А зачем мне сумку поднимать?
Пуговка усмехнулась.
– Отставить! Вопрос не по существу.
Мальчик обиженно замолчал.
– Ну, ладно, – смягчилась Пуговка. – Так уж и быть, скажу. – Она наклонилась к нему. – Это для того, чтобы подать мне знак. Тогда я к тебе подойду.
– А дальше? – прошептал мальчик.
– А дальше вот что… – Она отклонилась назад и резко проговорила: – Рравняйсь!
Мальчик вздрогнул и выпрямился.
– Смиррна!
Мальчик поднял голову.
– К выполнению задания пррриступить!
Алеша вдруг как-то сжался. Губы его задрожали. На глаза навернулись слезы и он неслышно заплакал.
Пуговка положила ему на плечо руку.
– Ну чего? Чего ты?
Алеша затрясся, прижавшись к ней.
– Алеен, Алееен?..
– Ну, что? Что, мой маленький, что?
– А Юрка правда жив, да?
– Да, жив… Он просто спрятался.
Рыдания мальчика стали тише.
– А… А это ты в той бумажке прочитала, да?
– Да, да, прочитала…
– А почему ты мне ее не показала?
Пуговка погладила Алешу по голове:
– А потому, глупенький мой, что ты там все равно бы ничего не понял…
– А почему? Почему он спрятался?
– Потому, что у него были на то веские основания.
Алеша вытер слезы и встал возле стены.
– Веские основания?
Пуговка с нежностью посмотрела на заплаканного мальчика.
– Веские основания.
– А… – Алеша запнулся. – А… А ты меня потом к нему отведешь? Правда, да?
– Отведу, Алешенька, отведу обязательно. Только задание выполнишь – и отведу.
Алешины глаза засияли радостью:
– Отвечаешь?
– Отвечаю. – Пуговка улыбнулась и щелкнула ногтем большого пальца по зубу. – И зуб на вылет даю.
Алеша довольно хмыкнул, вытер рукавом нос и поднял сумку.
Заплетая ноги, он пошел по спуску, к шумящим внизу эскалаторам. Где-то впереди, у противоположной стены кларнетист заиграл "Yesterday". Грустная мелодия разлилась, натянула струнами воздух, затрепетала тонкими ноздрями, зашевелила волоски на зачесанном загривке. Боль и страх. Одиночество, которое вспарывает, режет визгливой циркуляркой грудь. Стать пылью. Распространить себя поверх пляшущих в шаге голов, лечь тонкой паутинкой на взрослую грудь, обвить прозрачными волокнами сетчатку, быть смытой мягким накатом солоноватой слезы, что возьмет неслышно под руку, заговорит о важном, укажет мерцающей рукой с охваченным серебром средним пальцем, увлечет, оставит умирать на холодной асфальтовой дорожке – отпечаток крупной ступни в размягченной зимним недоразумением солнца земле. Стать следом. Впиться в податливую немощь, раздвинуть, растолкать прижатые, схлопнувшиеся комки, утопнуть в подножном гумусе, пошептаться с сонными медведками, прохладно ждущими на неблизкой глубине, рассмеяться, зазвенеть букетом колокольчиков на чей-то немой вопрос. Стать родинкой на чьем-то плече. Выпустить жесткий волос, распространить влияние на все тело, маленькие точки неравномерности, распределить задания, изведать страх.
Алеша поднял над головой сумку.
"Страх блазнит. Очень трудно отказать себе в уничтожении того, кто боится. Он искушает убийцу каждым своим вздохом, каждым быстрым подрагиванием век, тряской поджилок, ходуном ног, ужасом зрачков. Он провоцирует на жестокость. На жестокость, из которой нет выхода. В которой нельзя остановиться. Я буду любить тебя вечно", – Пуговка втянула живот и достала из-за пояса джинсов тяжелый, вороненый револьвер. Щелкнула, сняв барабан с предохранителя. Небрежно прицелилась. Звук выстрела – хлопок петарды.
Читать дальше