Анатолий Гладилин - Тень всадника

Парадокс был в том, что Франция получила почти все, о чем я мечтал Рабочие имели хлеб и работу, крестьяне - землю. Главное, во что я вкладывал в свое время столько сил, - была создана Великая Армия, в которой лучшие офицеры выдвигались на командные посты.

Но, словно в издевку, все это произошло вопреки нашим теориям и убеждениям.

Свободе, равенству и братству наш горячо любимый народ предпочел спокойствие, порядок и стабильную зарплату. Генерал Бонапарт повел в Италию голодную, плохо обмундированную армию. В Италии армия, что называется, отъелась и приоделась. По моей теории, грабеж населения подрывал боевой настрой войск. Не тут-то было, итальянская кампания - серия блистательных побед!! Феодальная Европа рушилась не вследствие революционной пропаганды, а благодаря наступлению французских дивизий.

Каюсь, униженно бью себя в грудь - однажды я усомнился в провидческом гении Наполеона Бонапарта. Нельзя, никак было нельзя оставлять экспедиционный корпус в Египте. Одиночное плавание Бонапарта на корвете через Средиземное море, контролируемое полностью эскадрой адмирала Нельсона, представлялось мне чистым безумием. Даже если дико повезет и он доберется до родных берегов, то народ встретит генерала презрением и насмешками: сбежал, бросил армию на погибель...

Франция встретила генерала как Мессию. Пинком под зад Бонапарт прогнал Барраса (я не очень рыдал по этому поводу) и установил консульское правление. И почти тут же исчезли воровство, коррупция, спекуляция, то, чем так прославилась Директория. Народ почувствовал твердую руку.

И тогда я понял, что ничего не смыслю в настоящей Политике, что настоящая Политика (с большой буквы), как и военная стратегия - это искусство появляться в нужный момент в нужном месте, и, на счастье Франции, такой человек появился. Я не смею о нем судить. Он на своем месте, ему решать судьбы страны и Европы. Мое же место - казарма. Мои заботы - подготовка к очередному смотру и подсчеты своих жалких франков, чтоб выкроить себе денежку на рубашки, вино, сапоги.

По-прежнему внимательно я читал газеты и все меньше книг. Сюжетные выдумки романистов казались мне тоскливым бредом по сравнению с причудливыми изгибами моей биографии. Что же касается энциклопедистов, которыми я раньше так увлекался - Руссо, Монтескье, Вольтер, - да, я перечитывал их труды с интересом... и вдруг ловил себя на циничной, озлобленной мысли - дескать, вы целый век искали в муках универсальную истину, а ее играючи нашел генерал Бонапарт. "Во всех запутанных теоретических философских дискуссиях большие батальоны всегда правы".

Оставалась загадка Девятого термидора, над которой, честно говоря, я уже не ломал голову. Те люди, что меня спасли (Зачем? В чем заключалась интрига? Никогда не узнаю!), теперь должны были вести себя тише воды, ниже травы. Ведь полицией правил всемогущий Жозеф Фуше, предатель и мой злейший враг. Тоже романтическая биография: бывший священник, друг и поклонник Робеспьера в Аррасе, комиссар Конвента, потопивший в крови волнения в Лионе (когда я сообщил об этом Робеспьеру, Максимильен отмахнулся: "Жозеф малость перестарался"), и, наконец, организатор Термидорианского заговора.

Жозеф Фуше. Образцовый шеф полиции. Горе мне и горе тем людям, что меня спасли, если сверхсекретное досье попадет ему в руки. Впрочем, я полагал, что мои покровители из той породы людей, которые умеют заметать следы. Между прочим, их давно могли уволить из полицейских служб (сколько было чисток!). Вообще-то мог проводиться (кем?) эксперимент: сломанная карьера, мизерная зарплата, тупой, тяжелый каждодневный труд - и все это в течение долгих лет! подрубали честолюбивые планы человека надежней, чем гильотина. Вот о чем нам надо было задуматься, когда мы устанавливали режим террора. Но у нас не было в запасе долгих лет...

Надо! Не надо! Опять склока под могильной плитой.

Министр Жозеф Фуше выслушивал доклады в своем кабинете и делал пометки на тайных донесениях.

Капитан Готар в своей маленькой клетушке тоже делал записи на клочке бумаги. Какие? Стыдно признаться. Столбики цифр. Сколько, кому и за что должен. Арифметика определяла сознание. И еще требовалось исхитряться, экономить, чтоб набрать необходимую сумму, ну да, на это самое. Конечно, я представлял собой неплохую партию для порядочной девушки из бедной семьи, однако после несчастного романа с Жозефиной мои чувства атрофировались. Выступать в роли соблазнителя? Пардон. Что у меня сохранилось, так это понятие чести. Эпоха бескорыстных мастериц прошла. Молодые вертихвостки жаждали обогащаться (Чем они хуже ростовщиков и спекулянтов? Бесспорно лучше). Я их понимал. Веяние времени. Короче, примерно раз в месяц. Исключительно для здоровья. Я предпочитал платные услуги.