Анатолий Гладилин - Тень всадника

- А русские, Саня, его никогда и не открывали.

- А мы? - спросил Саня.

Посторонним зрителям и слушателям, присутствующим в комнате в качестве мебели, могло показаться, что под многозначительным "мы" подразумевался как минимум десант в две-три роты, однако присутствующие в качестве мебели находились за креслом, а Саня смотрел на меня, и в его глазах опять прочитывалась ненависть: ко мне, ко всему миру и, в первую очередь, к себе самому, прикованному к креслу, то есть выбитому из игры, то есть вынужденному не действовать, а играть комедию перед зрителями и слушателями, присутствующими в качестве мебели, но явно уже заимевшими над Саней некоторую власть.

- Мы, - ответил я по-военному, - мы выбираем другой путь. Ты же знаешь, Саня, что в нашей профессии существует две методики. - (И пусть Зинка думает, подумал я, что Саня птица высокого полета, что работа в автомастерской служила лишь прикрытием. Пусть поверит в это или повесится!) - Следуя одной, надо гоняться за объектом по белу свету. Следуя другой методике, надо соорудить лакомую приманку, которую субъект решит обязательно схавать.

И я рассказал в общих чертах про Калифорнийский фонд. Филантропическое мероприятие. Широкие международные связи. Громкая трибуна для пропаганды русской культуры. Удобная "крыша" для отмывания наворованных русских денег. Ты представляешь себе, Саня, какая пестрая клиентура туда попрется? Опыт меня научил не верить в благотворительность спецслужб. Зачем они это затевают, они мне не сообщили. И я не страдаю любопытством. У них свои цели, у меня свои.

- Кто организует фонд? - спросил Саня.

- Номинально я буду во главе.

- Кто организует фонд? - повторил Саня. Он привык, что ротный и комбат требовали не общих ля-ля, а конкретных данных.

- Некий мистер Вася Литвинов.

Это имя Сане ничего не говорило, зато теперь он убедился, что я ему не вешаю лапшу на уши. И лицо его осветилось в благодарной улыбкой.

"Хоть что-то смог для тебя сделать, Санек, - с облегчением подумал я. И еще я подумал, на этот раз про себя самого: - Ну и жопа ты, профессор. Если ты действительно веришь в то, что наплел, то никак нельзя было произносить вслух имя Литвинова. Нарушение элементарных правил. Присутствующие в комнате зрители не всегда выполняли роль мебели и когда-то на-вытворяли глупостей, а вилла над Голливудом не только трибуна и крыша, но и прекрасное место для определенных глупостей, и Литвинов, судя по его выправке, подобных глупостей не чурался и для глупостей, естественно, предпочитал русских дам, а круг русских дам для подобных эскапад весьма ограничен, значит, элементарная арифметика... Нет, сказал я себе, - или ты веришь в любовь и преданность, или ты прожженный жлоб, для которого не осталось ничего святого и которому даже в кустах мерещится плакат: "Осторожно, враг подслушивает!"

Саня дал знак, и Зина мигом превратилась из мебели в радушную хозяйку. "Уйти, не выпив с Саней, не посидев с нами за столом? Помилуйте, Антон Валентинович! Отведайте салатику. Рыбки, пожалуйста". Странно звучало в ее устах мое имя-отчество. Раньше она меня называла только профессором. Раньше? Забудь Смотри, как искусно она раскладывает закуски на тарелки: порции одинаковы, а создается впечатление, что Сане лучшие куски, а нам с ней остатки от барских щедрот. Умеет даже в мелочах подчеркнуть...

Кусочно-закусочная психология ревности. Да не Зину я ревновал, я как бы присутствовал на зрелище, которое мне не дано увидеть: Дженни ухаживает за столом, показывает свое расположение темно-зеленому костюму или неопознанным объектам, если они уже вхожи на Диккенс-стрит... Что же касается Зины, то у нее эйфория. Ведь впервые ей достался классный мужик, причем моложе ее, который точно никуда от нее не уйдет. Физически не способен уйти. Не может передвигаться без ее помощи. Ну, Саня, храни тебя Бог! И пусть Зина пребывает в этой эйфории до конца твоих дней.

Давно заметил: когда поминаешь Бога, высовывается черт. Зина удалилась на кухню, а черт дернул меня за язык. Зачем? Поклялся же не спрашивать! Так хорошо, умиротворенно сидели-и вдруг... черт дернул:

- Саня, ты попал в автокатастрофу или проверял рефлексы черных товарищей?

По поводу "черных товарищей" мы говорили с ним год назад, а Саня тут же вспомнил. Усмехнулся:

- Антон Валентинович, я похож на человека, которого бьют?

Нет, никак, даже в кресле Саня не был похож на человека, которого бьют. Он бы въехал в инвалидном кресле в толпу и толпа бы расступилась.