Маша Царева - Девушки, согласные на все

Филипп смотрел на все это и никак не мог понять, чувствует ли он ревность или уже успел привыкнуть к мысли о порнофильмах с ее участием. А на экране события развивались стремительным образом. Азия уже лежала, распластанная, на кровати, над нею навис абсолютно голый актер.

– Она хороша, не правда ли? – усмехнулся Другг, о существовании которого Филипп уже успел позабыть. – Интересно, а когда она спала с тобой, она себя так же вела?

– Что ты имеешь в виду? – напряженно спросил он.

– Ну, она кричала? Стонала? Или тихо лежала и смотрела в потолок? – Он откровенно издевался, но Филипп решил не обращать на убогого Другга внимания.

А Азия на экране действительно принялась стонать и извиваться – непонятно, где она успела нахвататься таких повадок. Нет, с Филиппом она вовсе не была скованной, но там, на экране, она вела себя как мартовская кошка. Камера взяла крупно лицо актера – Филиппу стало ясно, что еще несколько секунд – и «качок» достигнет момента наивысшего блаженства. Его красивое лицо покраснело, синяя жилка пульсировала на виске.

И вдруг произошло то, чего Филипп никак не мог ожидать. Лопатоподобные руки актера сомкнулись на тонкой белой шее Азии. Девушка улыбнулась, она даже не попыталась оттолкнуть его, сопротивляться. Более того – она явно не была напугана. Словно доверяла ему, как самой себе. А он все сильнее сжимал ее горло – так сильно, что у Азии покраснело лицо. Еще несколько мгновений – и она захрипела, – только тогда в ее широко раскрытых глазах промелькнул ужас. Ее тонкие руки дернулись вверх, она попыталась ослабить его хватку, но, естественно, «качок» был намного ее сильнее. Он сжимал и сжимал ее горло, сжимал его до тех пор, пока у нее не закатились глаза. Несколько конвульсивных движений – и Азия затихла. Она была мертва.

Пленка оборвалась, но Филипп продолжал смотреть на пустой экран.

– Ну что, понравилось? – дружелюбно поинтересовался Другг.

Потрясенный Филипп обернулся:

– Это… Это ведь не по-настоящему?

Другг развел руками:

– Не хочется, конечно, тебя огорчать, но все правда. Только что ты совершенно бесплатно просмотрел фильм, который стоит не одну тысячу долларов. Это элитный фильм, он существует в единственном экземпляре. Слышал когда-нибудь про снэф?

– Нет, – Филипп помотал головой. Он был точно в тумане, душная комната поплыла перед его глазами, а насмешливый голос Другга доносился словно сквозь густую ватную пелену.

– Снэф – самая дорогая разновидность порнографии. Фильм с реальным убийством. Не многие возьмутся такое снять. А я берусь. Разумеется, здесь пахнет хорошим тюремным сроком, поэтому такие фильмы стоят тысячи и производятся только по чьему-нибудь личному заказу.

– Я… Я посажу тебя за решетку, – голос Филиппа прозвучал неестественно звонко.

– Да что ты? – развеселился Другг. – Ну можешь попробовать. Только ничего у тебя не выйдет. Когда приедут менты, этой кассеты здесь не будет. В этой квартире официально зарегистрировано модельное агентство, поэтому наличие съемочной аппаратуры никого не удивит. Я скажу, что ты сошел с ума, потому что у тебя пропала девушка. Ее же никогда не найдут. Можешь мне поверить.

– Почему она не сопротивлялась? – вдруг спросил Филипп. – Когда он начал ее душить, она улыбалась ему. Мне показалось, что она знала, на что шла. И все-таки… Нет, я не могу в это поверить.

– Я сказал ей, что он только немного ее придушит. Конечно, она не знала, что умрет. То есть подозревать она могла, и если была бы чуточку умнее… Я пообещал ей пятнадцать тысяч долларов за этот фильм…

Так вот почему она говорила о богатстве, подумал Филипп. Дура, какая же дура! Неужели она не понимала, что в природе не бывает таких гонораров? Пятнадцать тысяч долларов – столько в России получает за концерт разве что звезда первой величины. А никому не известная девчонка, пусть даже и за работу в сомнительном фильме… Дура, одним словом.

Как она могла так с ним поступить? Умереть так глупо, так бездарно? Оставить его одного. Рискнуть собою ради каких-то денег. Черная волна злости накрыла Филиппа с головой. В тот момент он почти ненавидел Азию, ненавидел ее за жадность и эгоизм, за самолюбие и жажду власти. Она приручила его, как щенка, она прекрасно знала, что он сохнет, тает, стоит ему только подумать о ее новой «работе». И тем не менее продолжала делать это ему назло. Она, глупая, думала, что порнофильмы распахнут перед нею двери в Голливуд. И это казалось ей самым важным, эта мечта была намного важнее его, Филиппа, и его бесполезных с практической точки зрения чувств.