Алексей Андреев - Среднерусские истории

Одна только старуха Макаровна, видевшая из окошка, как старший братец сигал туда-сюда через улицу, подошла к своей калитке и молча стала ждать, когда на нее обратит внимание милиция. Но та на нее внимания не обращала, милиции и без нее все уже было понятно, а вот старший братец на нее посмотрел. Посмотрел так тяжело и пристально, что старуха невольно попятилась, затем повернулась и скрылась в доме.

А милиция оперативно свинтила очнувшегося и бормочущего теперь что-то бессмысленное Гречихина, загрузила его и мертвое женское тело в машину и уехала, не забыв прихватить предложенные братцами щедрые дары…

Кстати, на незнакомца Гречихин действительно внешне похож, но и только…

Вот братцам этим желать спокойного сна как-то язык не поворачивается. Но они и без чужих пожеланий обходятся – ложатся каждый вечер и благополучно всю ночь дрыхнут. И ничего их не беспокоит, ничего у них не болит. А чему там болеть, если они насквозь здоровые? Все у них и так будет нормально, все хорошо. Старшего не надуют – сделают депутатом. Да и младший себя в целом будет неплохо чувствовать. Правда, злоба порой и во сне их душит, но вряд ли ведь сможет когда-нибудь до конца задушить. Неизвестны пока медицине такие факты…

А Егор с супругой пусть спят спокойно. И пусть приснится им не муть какая-нибудь, не космическое путешествие за долгожданной свободой невесть куда с ведром на голове, а что, к примеру, без всяких природных катаклизмов жизнь в стране вдруг взяла да и наладилась и собралась у них однажды вся разбросанная по разным далеким местам семья – и не на праздник даже какой собралась и уж тем более, Боже упаси, не на похороны, а просто так, чтоб свидеться и общие дела свои решить: и сын с женой из Благовещенска приехал посоветоваться – не стоит ли домой воротиться насовсем и рядышком с родителями спокойно жить; и дочь с Украины с детьми прикатила – и тоже с прицелом – не вернуться ли в родные места, если и с работой оплачиваемой все уже нормально, и квартиру запросто дают, только выбирай, – и шумно так стало в их доме, и тесно, и суетно, и так хорошо, что хоть и не просыпайся, смотри да смотри…

И доктор Сергеев пусть спокойно спит. Разбередила душу ему дурацкая эта история, как-то муторно стало. И раньше было нехорошо, а тут совсем попоганело. Вдруг так захотелось куда-нибудь уехать подальше – не то в Америку, не то в глухую Сибирь. Лишь бы подальше от всего этого. Вот только больницу жалко, в смысле больных. Кто их лечить тогда будет? Активисты-начальники, давно уже ланцет от лангета не отличающие и забывшие, куда именно надо клизму вставлять? И какой стороной. Молодые специалисты? Так их еще попробуй сюда замани. Хорошие не поедут, в местах побогаче работу себе найдут, а плохие, если и появятся от безвыходности, тоже сразу начнут в начальство пристраиваться. Да туда им и дорога, по правде сказать, – все вреда меньше. Вот и получается, что деваться Сергееву отсюда некуда – пусть хоть поспит…

И родители Павлика пусть тоже спят, потому что если когда-нибудь вдруг они окончательно проснутся и все поймут… в общем, никто им тогда не позавидует… Хотя и судить их тоже не нам…

И все обитатели Выселок пусть отдохнут как следует. Завтра им отдыхать не придется. Тяжелый им предстоит день, ох, тяжелый. Непонятно какими путями, но сведения об антигосударственном их собрании и намеченном голосовании уже к вечеру докатились не только до администрации городка, но и до области. Причем сразу из нескольких источников. И рано утром запылит-затрясется по окольным дорогам неприметный автобус с вызванными из соседней области омоновцами. Злыми, невыспавшимися, имеющими приказ любыми средствами вернуть заблудших овец обратно в стадо Родины-матери. Нет, особых репрессий, конечно, не будет, все же не 37-й пока год, а просто девятый. Так, скорее намекнут.

У Елизаветы, к примеру, разломают навес, под которым все проходило, и покрушат скамейки, а заодно и сарай. Бумаги же обнаруженные рвать не станут – заберут.

Нине Петровне всего лишь потопчут возделанное, так что о всяких вредителях она уже сможет не беспокоиться.

У Лидухи уничтожат самогонный аппарат, экспроприируют конечный продукт и выльют в отхожее место бродящий исходный, спровадив туда же запасы дрожжей. Из-за чего содержимое ямы, забродив и взойдя, сначала заполнит «скворечник», а потом растечется на пол-огорода. И Петру для острастки бока намнут, чтоб пару недель поотлеживался. Федору, к слову, встреченному поблизости, перепадет то же самое.