В такой ситуации отказ вешать руководящие портреты был равносилен заявлению: я взяток больше не беру и брать не буду! А наш чиновник, не берущий взяток, согласитесь, это уже нонсенс какой-то. Полная диковина и артефакт. Легче себе представить папу римского, танцующего перед собором Святого Петра ламбаду в оранжевом одеянии и кричащего: «Харе Кришна! Харе Рама!», или нацбола, лобызающегося с хасидом, или ваххабита, отнимающего жадно кусок сала у хохла, чем подобного чиновника. Товарищи такому доверять не смогут! А уж начальство – и подавно.
Так что мэра нашего можно было понять. Тем более что дальнейшее его недоумения только усугубило.
– Не могу я их повесить, – упрямо сказала Жанна. – Они гармонию нарушают.
– Какую гармонию?! – прорычал мэр. – У тебя что – месячные?
Связь между гармонией и месячными Жанна не уловила, поэтому честно ответила:
– Нет… А что?
– А то! – доступно ответил Фуфаев. – Чего тебе тогда в голову ударило?
– Ничего, – пожала плечами Жанна.
– Тогда… верни… портреты… на место… – медленно, с расстановкой произнес мэр.
– Зачем? – продолжала удивлять его Жанна.
– Для красоты! – рявкнул Фуфаев.
– Да ну, они некрасивые. Злые какие-то… Смотрят так, будто я у них чего-то украла.
На этом месте мэр вздрогнул и с подозрением уставился на подчиненную. Дело в том, что крала-то как раз она у них постоянно. На том, собственно, и сидела, для того из области привезена и была. Ну не у них конкретно, конечно, кто ж себе такое позволит, самоубийц нет, а у государства, и не для себя, в общем-то, а именно что для мэра и для тех, кто за ним и над ним стоял, но ведь и ей кой-чего перепадало! Уж не бедствует! Квартира, машина, дачка нехилая… Во Франции была, в Италии, в Англии, только что вон в Индию слетала с художником каким-то своим на месяц, загорела, как папуас… Так что слова такие ее странные можно было объяснить только двумя причинами: либо она совсем с ума двинулась, резко позабыв обо всем, либо решила «соскочить». И еще неизвестно, что хуже.
– Не злые, а строгие, – наконец, осторожно сказал мэр. – За порядком следят.
– А чего за ним следить, если все равно его у нас нет нигде? – выдала следующий крамольный перл Жанна. После чего соединила перед собой ладони, склонила голову и протянула: – А-ум.
«Нет, все-таки дурка», – подумал Фуфаев, а вслух произнес:
– Почему же нет? Есть. Наводится… сверху вниз.
– Нет и не будет. Пока каждый из нас не сделает свой нравственный выбор: либо он с добром вместе, либо со злом.
«Да еще какая дурка! – воскликнул про себя Фуфаев. – Где же она этой булды понахваталась? Не от художника ли своего сраного?»
Художника этого он никогда не видел, только слышал, что у Жанны с ним отношения, однако всякую такую шушеру творческую не любил априорно. Потому что не понимал. Художник был не из местных, объявился в городке с год назад, приехав чуть ли не из столицы. Прибыл на похороны родной тетки, которая завещала ему свой домишко с убогим хозяйством, да и остался. На какие шиши жил – непонятно, чего-то там не то малевал, не то лепил и вытесывал, вел при школе бесплатно кружок, который посещало, говорят, полтора ребенка, и один раз устроил свою выставку в библиотеке, которую от скуки посетили многие, – всё внимательно осмотрели, покивали, языками поцокали, но ничего не поняли. Тогда-то Жанна с ним, видимо, и познакомилась. И вон как припекло – в Индию свозила за свой счет.
«Надо сказать, чтоб гнали его из школы, – решил Фуфаев. – Нечего нам тут детей портить».
– Какой-какой выбор? – переспросил, не скрывая отвращения. От слова «нравственность» и всех его производных его всегда тошнило. И, когда приходилось что-либо подобное произносить, он сразу добавлял про себя что-нибудь матерное – так легче выговаривалось.
– Нравственный, – повторила Жанна, еще раз заставив его поморщиться.
– Угу… Вот мы все его и делаем – на выборах! Разве не так?
– Какая же там нравственность? – печально удивилась Жанна, вспоминая, сколько денег – и из городского бюджета, и принудительно собранных с местных коммерсантов – пришлось угрохать на последних выборах, чтобы обеспечить спущенные из области явку и проценты. Которые потом все равно пришлось сильно дорисовывать.
Вспомнил об этом и Фуфаев. И на всякий случай подпустил демагогии:
– Какая надо – государственная!.. Или ты считаешь, что наши выборы… – Тут он напрягся, но все же выдавил: – Безнравственные?!
– Ну да. Чего в них нравственного?
Читать дальше