Алексей Андреев - Среднерусские истории

– Давайте-ка я. – Он нагнулся и поднял бутыль. – Так вы ее никогда не нальете.

Жилистая с недовольным видом отступила от колонки.

Осторожно нажимая на рычаг, Лопухов быстро наполнил емкость, ополоснул ее снаружи от грязи и протянул старухе. Та молча взяла, отвернулась и двинулась к валуну.

«Хоть бы спасибо сказала», – подумал Лопухов и, вместо того чтобы сесть в машину и уехать, зачем-то шагнул следом за ней.

Разложенная на тряпице еда производила жалкое впечатление. Полбуханки черного, несколько перьев лука, подвявших и переломанных так, будто их уже жевали да и выплюнули, пара листов капусты – из тех, что сразу отдирают и выбрасывают, тройка непрезентабельных огурцов, из которых один был полураздавлен, и штук восемь откровенно измятых и потекших помидоров. Все овощи, похоже, были найдены в мусорном ящике на рынке и в пищу годились разве что только скоту. Да и то очень непривередливому и давно не кормленному.

Увидев такие припасы, Лопухов нахмурился.

– Ну что еще? – подняла на него глаза жилистая.

– Может, хлебца хотите? – по-своему истолковала его поведение подруга.

– Не хочет! – отрезала жилистая. – Ему некогда – Родиной надо торговать… и старух давить…

– Ма-а-ша… – с укором протянула подруга. – Он же случайно, не со зла. Мы сами…

– Все они случайно и не со зла! Только вот, кроме зла, больше ничего у них почему-то не получается… Давай есть. – Жилистая отломила кусок хлеба и стала ковырять пальцем ближний к ней помидор, отбрасывая под ноги Лопухову явную гниль.

Лопухов чуть отодвинулся, но не ушел. А когда и другая старуха, виновато вздохнув, начала копаться в своем помидоре, очищая его от всего несъедобного, вдруг неожиданно для самого себя сказал:

– Ну вот что, собирайтесь и поехали.

– Чего? – удивилась жилистая.

– Поехали, говорю.

– Куда это поехали?

– Ко мне. Обедать.

– Мы уже обедаем.

– Это не обед. Это… – Лопухов махнул рукой, поднял с земли котомки старух и пошел к машине. – Поехали.

– Эй, эй! Ты что?! – возмутилась жилистая. – Не хулигань!

– Кстати, меня Егором зовут, – распахнув заднюю дверцу, сказал Лопухов.

– А меня Надеждой… Егоровной, – отозвалась другая старуха.

– Почти родственники, – усмехнулся Лопухов. – Усаживайтесь…

Жил Лопухов в коттеджном поселке, который вроде как и стоит в условной черте нашего городка и даже считается его новым районом, а, с другой стороны, от остальных его строений находится на порядочном удалении, к тому же и огорожен по всему периметру высоким забором. Можно было бы по столичному образу и подобию назвать этот поселок местной Рублевкой, что некоторые насельники между собой и делают, а также пытаются внедрить лестное это название в широкие массы, однако массы сопротивляются и упорно называют его Буржуйкой. Проживают в нем люди непростые, приближенные либо к деньгам, либо к власти, что, в принципе, одно и то же. Дома там стоят один богаче другого, правда, некоторые еще не достроены, а другие уже перестраиваются, зато при каждом такой участок, что можно ненароком и заплутать. Особенно если выйти из помещения в темноте и на не очень трезвую голову. Злые языки говорят, что регулярно кто-нибудь в Буржуйке кричит «ау». Дом Лопухова, кстати, по тамошним меркам один из самых скромных – ни тебе рыцарских башенок, ни витражных окон на полстены, ни кремлевских зубцов поверху, бассейн тоже отсутствует. В остальном же поселок выглядит, по нашим меркам, как чистая заграница, но вот дорога к нему, пролегающая через давно заброшенное поле с ядовитым борщевиком и небольшую рощицу, состоит из сплошных отечественных буераков и колдобин, кое-где присыпанных гравием и битым кирпичом, так что старух по пути основательно укачало и растрясло и Лопухову пришлось чуть ли не на руках выносить их из машины, а потом еще ждать, пока они придут в себя, продышатся и смогут сделать несколько шагов до дома.

Жена Лопухова, Галина, встретила гостей без энтузиазма. Но и не удивилась. Она уже была в курсе того, что случилось сегодня на въезде в городок, причем узнала это не от мужа, а от трех поочередно позвонивших подруг, поэтому догадаться, кто такие эти старухи и какое отношение имеют к супругу, ей труда не составило. А когда Егор сказал, что вот, привез женщин вместе пообедать, даже испытала некоторое облегчение – уже хорошо, что не привез вместе пожить. Обед она варила всегда с запасом и, пока старухи мыли руки, сняв, несмотря на ее возражения, при входе обувь, добавила на стол еще тарелок, приборов – и была готова.