Сергей Носов - Построение квадрата на шестом уроке

Короткая память.

Отказ от боления

Купили двух игроков за сто миллионов евро. Это прекрасно. Но – я? Почему я должен болеть за эту команду бесплатно?

Документы

Неприкосновенными должны быть памятники. Что Ельцину, что Ленину. И не так важно, Дзержинский ли он или Чижик-Пыжик в Санкт-Петербурге. Памятник – это документ. Ельцин Екатеринбургский – страшноват, неказист, почти карикатурен. Но тем выше его ценность как документа эпохи.

За последовательность

Странно наблюдать, как в некоторых знакомых, казалось бы, вполне вменяемых людях, вдруг пробуждается Емельян Ярославский. Предлагается восстановить бассейн «Москва»? Давайте уже тогда построим Дворец Советов.

Персональные страшные сны

…Был мне сегодня сон театральный. Будто где-то на малой сцене какой-то (а я в зале) ставят «Времени вагон» и – ничего похожего. Актриса забыла текст, все время говорит «э-э-э» и «как это». А после перерыва (был!) вообще пошла какая-то околесица. Да еще с кордебалетом. Я пьесу не узнал. Так и проснулся с ощущением стыда и ужаса.

Как-то спросил К-ва – как драматурга, как сочинителя: не снятся ли ему тексты (мне снятся), – а он ответил как актер: «Мне снится, что я играю на сцене, а зрители покидают зал…»

Новое в 2002-м. Свидетельство

Характерная деталь конкретного времени: мобильники. Они стали звенеть повсеместно. То Моцарт, то «Кармен», то просто на манер будильника. У меня – Бах. Такой получил в подарок, с Бахом.

Больше жизни

…В том журнале платят сразу, как только получают материал. Им, в частности, требуются рассказы, но не как рассказы, а как случаи – без авторской интонации, без авторского я. Там рады всему – лишь бы «о жизни». Но авторские тексты им не нужны. Другое дело: «пересказал такой-то», «записал тот-то», «услышано тем-то». Только не авторство. Они принципиально против авторства. Читателю будто бы не нравится, когда кто-то сидит за столом и придумывает, сочиняет. Читатель не любит писателей. Читатель любит «жизнь».

Когда ж это было?

…Юбилей МХАТа по ОРТ, прямая трансляция. Додумались посадить актеров на сцене за столики и ублажать их спиртными напитками. Очень скоро за столиками стали вести себя как в ресторане. Ефремов был и за тамаду, и за виновника торжества, и за конферансье, иногда пропадал надолго, его искали. Поздравительное действие происходило соответственно на авансцене – между столиками и зрителями в зале, тех тоже пытались обносить. Магомаев пел финальный монолог Сони (про небо в алмазах). Кричали чайкой. И не один раз. Письмо Рахманинова Станиславскому тоже было почему-то спето (вот написал Рахманинов Станиславскому частное непритязательное письмо, – мог ли подумать, что спустя годы его эпистолу будут петь перед многомиллионной аудиторией?). До глубокой ночи показывали, мы спать легли…

Конец девяностых

Галя на радийной летучке о бесфактурном времени: не надо ни актеров, ни драматургов. От нашего времени не останется голосов. Грядет черная дыра.

Барахолка на Сенной

– Свинцовые тапочки! Кому свинцовые тапочки?

Подошел посмотреть. Ну конечно, ослышался: джинсовые .

Хорошие дети

Премьера детского спектакля по Линдгрен, инсценировка Игоря Шприца, режиссер Владимир Воробьев; зал, полный детей. Зинчук, Шуляк и я сидели в ложе – нас пригласил Игорь. Зрители шумели. Актеры кричали. Когда «мальчик» Эмиль спросил со сцены, не одолжит ли ему кто-нибудь немножечко денег (чтобы купить коня), с мест сорвались дети и понесли ему свои кровные копейки; Эмиль не успевал благодарить, действие зависло; пришлось вмешаться билетершам – детей перехватывали в проходе.

На самом деле все хорошо

Зашел в Театр комедии к Марине Быковой… Спрашивает, не знаю ли я, как Михельсон. Я: «А как Михельсон?» – «Он же лишился памяти…» – «Елки зеленые! Так значит это был Михельсон!»

Несколько дней назад, переключая программы, я захватил хвост сюжета, самый конец – там некий человек почему-то лишился памяти и забыл свое имя. В остальном врачи нашли его здоровым. Вот он сидит где-то, кажется, в милиции с глуповатым лицом, корреспондент сует ему в нос микрофон и спрашивает имя, а тот говорит: «Не помню». Какая-то сердобольная женщина ведет к себе домой – будет у нее жить до опознания. Голос за кадром просит опознавших позвонить в редакцию. Человек, потерявший память, был до жути похож на Михельсона, глав. режиссера театра «Особняк». Но я подумал: «Не может быть». Не поверил глазам.