Она не солоно хлебавши вернулась и села на прежнее лысоватое место, которое можно было бы назвать опушкой этого помойного леса, и при этом она делала вид, что ей все нравится, никакой досады. Она даже специально улыбнулась всем вокруг — елкам слева, палкам справа и декорациям прямо перед собой.
— Садись ко мне на ручки, — сказала она.
Кузя, однако, стал оглядываться.
— Бабушка, — сказал он. — Пошли домой. Мне тут не нравится, — сказал он. — Лес какой-то дурацкий.
— Ничего, ничего, — улыбаясь, пропела бабушка и сгребла умелой рукой Кузю и пристроила его у себя на коленях. — Утро вечера мудренее. Спи.
И она, фальшиво улыбаясь, запела колыбельную. При этом она опять-таки глядела и прямо перед собой, и поворачивала голову то вправо, то влево, чтобы людям было удобнее ее снимать.
— Нас смотрят миллионы! — вдруг сказала она. — Так поаплодируем же! Пусть внесут приз!
— Ты че, баба? — спросил Кузя.
— Это декорация, понимаешь? — зашептала бабушка. — У деревьев нет хвои, видишь? Одни отрепья. И травы нет. И земля искусственная, пыль какая-то, прах горелый. Мы участвуем в программе. А теперь, — сказала она улыбаясь и очень громко, — прошу наш приж в штудию!
(Она случайно зашепелявила — под язык попалась одна из жемчужин.)
Но ничего не изменилось. Поддувал сквознячок. На небе было темно. Никто не вносил никакого приза.
— Есть хочешь? — спросила бабушка.
— Нет, — ответил, как обычно, Кузя. Ему никогда не хотелось есть, странный ребенок!
— А пить?
— Нет.
— Это хорошо. Потому что у меня ничего нет.
И она вдруг пожаловалась:
— Ты мне сердце разрываешь. Почему ты сказал так? Что это — я тебя не увижу? Куда ты собрался?
— Не знаю.
— А как же я без тебя? — бестолково спросила бабушка.
— Ты будешь.
— Не оставляй меня, — попросила бабушка. — Сначала я уйду. Так полагается. И ты меня будешь иногда вспоминать. Хорошо?
Он промолчал.
— Давай договоримся, что ты меня не покинешь? Ладно?
— Не знаю.
Вдруг она спохватилась:
— Что это ты такое бормочешь, не знаю, не знаю. Как это? Я тебя никуда не отпущу! Я без тебя не смогу! Да мне твоя мать башку открутит! Да я с крыши прыгну!
При этом она лихорадочно гладила кудряшки Кузи, и голова его болталась на тонкой шейке.
— Обещаешь? Ну скажи да! Ну скажи! — заплакала она. — Да? Да?
— Да, — ответил он внезапно.
— Что «да»? Что не покинешь?
— Да.
Она мигом успокоилась, как будто действительно маленький ребенок мог что-то ей обещать. Она оживленно, вытирая слезы, заговорила:
— Как-то странно с нами обошлись. Бросили тут. Дом не дом, а одна стена. Елки-палки.
Тут, совершенно неожиданно, во тьме загорелись два волчьих глаза.
— Это еще что! — завопила бабушка. — Нахальство! Кто разрешил! Тут ребенок маленький! Иди отсюда!
Два глаза вдруг погасли, потом снова зажглись, но вполовину. Как будто кто-то моргнул, а потом прищурился. Затем раздалось краткое «мяф».
— Кошка, — не веря себе, сказала бабушка. — Не волк!
— Миша, Миша, — позвал Кузя.
— Откуда тут Мишке-то быть… Сидит теперь дома до вечера один… А я ему воды не подлила… Хорошо хоть мяса оставила.
Два огонька неслышно подкрались, причем чуть пониже замаячил белый клочок.
— Миша? Ах ты мой хороший! — запела бабушка, и кот подобрался к ее коленям и сел на них вторым, рядом с Кузей.
Стало теплей.
— Чем я вас кормить-то буду, — загоревала бабушка.
Вскоре произошло вот что: в декорации, изображающей дом, загорелись окна.
— Я же говорю, нас снимают, — обрадовалась бабушка. — Пошли.
За занавесками стали мелькать тени людей. Донеслась музыка.
Потом распахнулась дверь, выехала камера, вышел ведущий во фраке, с галстуком-бабочкой, похожий на барана с лошадиной челюстью, и провозгласил:
— Мы приглашаем всех участников передачи! Добро пожаловать! Милости просим!
Бабушка крякнула, как утка, и стала приподниматься, но Кузя сказал:
— Ой.
И кот уцепился когтями в бабушкину юбку, не желая слезать с теплого местечка.
Приглашающий исчез во тьме, камера исчезла, а двери остались открытыми. От них падал свет, и в дверном проеме темным силуэтом зафиндиляла какая-то бабочка. Бабочки, как известно, летят на свет.
глава шестая. Сеанс. Фильм первый
Тут бабушка встала. Ее с какой-то нечеловеческой силой тянуло к освещенным окнам. Она почистила юбку сзади, одернулась, взбила волосы на затылке и, крепко держа за руку внука, тронулась.
Она даже не обернулась на кота, который засел в тени, плотно обмотав ноги хвостом.
Читать дальше