Роберт Пирсиг - Лайла. Исследование морали

Не совсем уверенно, но Федру показалось, что на улицах он чувствует некую грациозность, которой он не помнит в прошлом. Это была зловещая грациозность старых гниющих культур, та, что слышится в старых неаполитанских уличных песнях и в древних мексиканских напевах. Она возникает не из-за отсутствия насилия, а от его излишка. Живи сам и дай жить другим. Избегай неприятностей. Это грациозность человека, отказавшегося от открытой борьбы, ибо это слишком опасно. У него возникло горькое ощущение, что нечто подобное крушению римской империи начинается здесь. Зловеще в Нью-Йорке то, что никто больше не понимает те структуры, которые создали его, или же те, кто понимает это, не может больше воздействовать на тех, кто не понимает.

Эта смертная ночь опускается потому, что интеллектуальные структуры, которые должны бы владеть положением, которые должны представлять себе угрозу и бороться с ней, как будто парализованы. Парализованы не только внешними силами, но и собственной внутренней организацией, которая не даёт им осознать, что же такое происходит.

Похоже на то, как паук ждёт, когда на него собирается напасть оса. Чтобы спастись, пауку достаточно уйти, но он не делает этого. Он просто ждёт, парализованный каким-то внутренним набором ощущений, которые делают его неспособным распознать грозящую ему опасность. Оса откладывает яйца в тело паука, и тот продолжает жить до тех пор, пока личинки осы постепенно не съедят и уничтожат его.

Федр считал, что Метафизика Качества могла бы заменить парализующую интеллектуальную систему, которая даёт возможность этому процессу протекать беспрепятственно. Паралич Америки — это паралич моральных норм. Мораль не может функционировать нормально, ибо субъектно-объектная метафизика, господствующая в современной общественной жизни, провозгласила её интеллектуально вне закона. Но субъектно-объектные структуры не предназначены для работы по управлению обществом. Они этого и не делают. Если им предоставить функцию управления обществом, установки моральных норм и провозглашения ценностей, а затем они провозглашают, что ценностей и морали не существует, то прогресса в результате не будет. В результате будет социальная катастрофа.

Именно интеллектуальная структура аморальной «объективности» повинна в социальной деградации Америки, так как она подорвала статичные социальные ценности, необходимые для предотвращения упадка. Заклеймив социальные репрессии как врага свободы, она так и не выдвинула ни единого морального принципа, делающего различие между Галилеем, сражающимся с общественным гнётом, и обычным преступником, воюющим с социальным угнетением. В результате она поддерживает тех и других. Вот в чем суть проблемы.

Федр помнит сходки либеральных интеллектуалов пятидесятых и шестидесятых годов, где было полно людей подобных ему самому, которые даже восхищались криминальными типами, проявлявшимися иногда довольно ярко. «Вот мы, — как бы провозглашали они, — торговцы наркотиками, дети цветов, анархисты, борцы за гражданские права, профессора вузов, все мы товарищи по оружию в борьбе против жестокой и коррумпированной общественной системы, которая по существу наш общий враг.»

На таких сборищах все недолюбливали ментов. Любые действия против полиции поощрялись. Почему? Потому что полиция не проявляет интеллекта в отношении чего бы то ни было. Эти органы просто наймиты социальной системы. Они преклоняются перед общественной системой и ненавидят интеллектуалов. Это нечто сродни кастовой системе. Полицейские относятся к низкой касте. Интеллектуалы же выше всех этих преступных и насильственных дел, к которым причастна полиция. К тому же, полицейские как правило не очень хорошо образованы. Лучше всего было бы отобрать у них оружие. В таком случае они уподобились бы полицейским в Англии, где дела обстоят лучше. Ведь полицейские репрессии и порождают преступность.

В этой разношерстной компании моралью считалась мешанина аморфных настроений, известных под названием «права человека». К тому же ещё надо было проявлять «благоразумие». Что же конкретно подразумевалось под этой терминологией, Федру так и не доводилось слышать. Это следовало лишь приветствовать.

Теперь же он знал, что этого никто не сделал потому, что никто и не мог. При субъектно-объектном понимании мира эти термины просто не имеют смысла. Такой вещи как «права человека» не существует. Нет такой вещи как моральный здравый смысл. Существует только субъект и объект, и ничего более.