Роберт Пирсиг - Лайла. Исследование морали

Затрагиваются другие проблемы, но они как будто бы не совсем к месту. В конце концов Редфорд смотрит на часы.

Ну что ж, по моему на данный момент больших проблем нет, — заключает он. — Я свяжусь со сценаристом и посмотрю, что у него получается.

Он выпрямляется в кресле. «Устал очень, — продолжает он. — да и нет смысла уговаривать вас всю ночь напролёт… Свяжусь с остальными, и некоторое время спустя наше агентство известит вас.»

Он встаёт, подходит к шкафу и одевается безо всякой помощи. Уже у дверей он спрашивает: «А где вы теперь живёте?»

На яхте. Стоит у причала на реке.

Вот как. А можно ли с вами связаться там?

Нет. Завтра я отплываю. Хочу выбраться на юг раньше, чем здесь всё замёрзнет.

Ну тогда мы свяжемся с вами через вашего поверенного.

У дверей он поправляет шляпу, очки и куртку. Прощается, поворачивается и уходит вдоль коридора пружинистой походкой, как у лыжника или кошки, — или лучше как у Сандэнса Кида— и исчезает за углом.

И коридор превращается в обычный гостиничный коридор.

Федр долго стоял в коридоре гостиницы не отдавая себе отчета, где находится. Спустя некоторое время он повернул назад, вошёл в номер и затворил дверь.

Посмотрел на пустую кушетку, где сидел Редфорд. Казалось, что один из его образов все ещё находится здесь, только разговаривать с ним больше нельзя.

Неплохо бы выпить чего-нибудь… но ничего нет… Надо позвонить обслуге.

Но в действительности пить ему не хочется. Такая морока с заказом. Он сам не знает, чего ему хочется.

Накатилась волна антиклимакса. Для всего напряжения и энергии, накопленных к этой встрече, вдруг не оказалось выхода. Захотелось выйти из номера и бежать по коридорам. Может стоит прогуляться по улице, пока не спадёт напряженность… но ноги у него уже гудели от ходьбы сюда.

Подошёл к балконной двери. По другую сторону стекла был всё тот же фантастический вид ночного неба.

Но теперь он как-то потускнел.

Беда с громадными ценами за номера с таким видом в том, что в начале это просто чудесно, но со временем вид становится всё более и более статичным, и затем его просто не замечаешь. На судне лучше, вид постоянно меняется.

По тому, как затуманился горизонт, он понял, что начался дождь. На балконе же было сухо. Должно быть, ветер дует с другой стороны.

Он приоткрыл дверь, и в комнату со свистом ворвался холодный воздух. Он раскрыл дверь шире, вышел на балкон и снова прикрыл дверь.

Какой дикий ветер! Вертикальные потоки! Ужас! Все небесное пространство мельтешит порывами дождя и просветами. Только по огням на окраинах парка можно было определить расстояние.

Всё расчленено. Как будто бы это происходит с кем-то другим. Чувствуется некое возбуждение, напряжённость, смятение, но эмоциональной причастности нет. Он чувствовал себя как зашкаленный гальванометр, стрелка ушла за шкалу и не даёт показаний.

Культурный шок. Вероятно, так оно и есть. Шизофреническое ощущение культурного шока. Попадаешь в другой мир, где все ценности совсем другие, переключены вспять и поставлены с ног на голову, нет никакой возможности приспособиться к ним — и наступает культурный шок.

Теперь, полагал он, находится на вершине мира… на противоположном конце от того невероятного социального призрака двадцатилетней давности, который болтался в жесткой полицейской машине по пути в лечебницу для душевнобольных.

А лучше ли стало теперь?

Честно говоря, неизвестно. От той сумасшедшей поездки у него осталось два воспоминания: первое — полицейский всю дорогу ухмылялся ему, как бы говоря: «Мы тебя починим как следует», как будто бы ему это было даже приятно. Второе — сознание того, что он находится одновременно в двух мирах: в одном — на самом низу человеческой груды и в другом мире — на самой его вершине. Укладывается ли это в чьё-либо понимание? Что можно сделать? Полицейского можно не принимать в расчёт, но как быть с остальным?

Сейчас все снова пошло кувырком. Теперь он находится где-то на вершине первого мира, а где он во втором? На дне? Трудно сказать. У него было чувство, что если продать права на картину, то в первом мире произойдут большие перемены, но при этом он скатится куда-то далеко вниз во втором. Он полагал, что это чувство исчезнет после сегодняшнего разговора, но этого не случилось.

Где-то в глубине мозга что-то постоянно гудело: «что-то не так, что-то не так, что-то не так». И это не просто воображение, а действительность. Это — первичное восприятие отрицательного качества. Вначале ощущаешь высокое или низкое качество, и только потом находишь причины его, а не наоборот. И вот, он теперь чувствует это.