Александр Нежный: Там, где престол сатаны. Том 2

– Пил он, небось, Бертик твой ненаглядный… А пьет он по своей скупости всякую дрянь.

– Он сегодня не сам покупал. У него люди были…

Она распахнула дверь в комнату, где на полу, на столе, друг на друге громоздились телевизоры разных размеров, числом не менее десяти, черные ящички видеомагнитофонов, приборы с застывшими стрелками, валялись паяльники, кусочки олова, провода, проводки, проводочки, штекеры, пассатижи, кусачки, отвертки простые и отвертки крестовые, порнографический журнал с выпятившей пышный голый зад девкой на обложке и где на узком диване, по грудь накрытый белой простыней, острой бородкой кверху лежал Бертольд Денисович Носовец, собственной персоной, но бледный, с ввалившимися щеками и закрытыми глазами.

– Что ж ты, – усаживаясь рядом с ним, указал Сергей Павлович Кире на бесстыжую девку, – такую похабщину дома терпишь. А девочка ваша увидит? Берт! – громко позвал он. – Ты меня слышишь?

Не отозвался. Пульс частил. Раз, два, три… тридцать шесть ударов в пятнадцать секунд, итого сто сорок четыре в минуту. Стучи, сосуд уличной грязи, источник неутоленных вожделений, вместилище застарелых пороков. Гони по артериям ненасытную алчность, неистощимую зависть, злобную мнительность. Беги вкруговую густая кровь сладострастника, темная кровь гордеца, липкая кровь лжеца. Не два ли еще дня назад разливался соловьем перед папой (а Сергей Павлович слышал).

Да. О чем? Живот несколько напряжен. Гадость пил, гадостью закусывал. О хитроумной комбинации, видите ли, каковую он провернул на пару с заместителем начальника Генштаба, с ним же в молодые годы были они почти сиамскими близнецам – вплоть до того, что случалось даже довольствоваться одной «телкой» на двоих… Сергея Павловича передернуло. Скот.

– Рвало? – мрачно спросил он у Киры, возле которой поскуливала, помахивала голым хвостиком и посматривала на всех умненькими коричневыми глазками такса Бася.

«Он мне телефончик дал, я ему напрямую… Витек, говорю, надо помочь. Берт, говорит, нет проблем». …и каковая вот-вот прольется на него золотым дождем. Заимев счетец в «Ситибанке», станет он жить в этом панельном гадюшнике! Правду сказать, и сама Россия ему обрыдла. Трали-вали, кошки б на нее срали. В Лондоне ему уже домик присмотрели. Три этажа. Гаражик. Лужайка. Травку на ней стригли триста лет. Темза несет свои воды. Мрачный Тауэр высится. В Вестминстере мальчики в белом с метровыми свечками в руках. Черчилль с током в башке. Автобусы в два этажа. В пабах пива залейся. Магазины ломятся. «Я тебе, Паша, из тамошнего бардака фотку пришлю, чтоб у тебя слюна вскипела».

– Рвало, – шепнула Кира. – Два раза. Сережа, что с ним?!

Папа умудренно покашливал. Английский бардак, бесспорно, лучший в мире, однако хотелось бы – пусть в самых общих чертах – уяснить источник или, лучше сказать, широту и долготу острова, где нового графа Монте-Кристо поджидает набитый самоцветами сундук. Каковы, собственно говоря, способы, пути и средства, которые введут Бертольда во владение помянутым особнячком. Так и быть, небрежно обронил шакал. Просто, как все гениальное. В мутную воду – а что, Паша, может быть мутней, чем эта страна, в которой ты обречен сдохнуть и которой я в скором времени сделаю ручкой: адью, мадам Совдепия! – человек с мозгами вроде меня закидывает неводок… И что же он вытаскивает на берег? Какой прощальной данью мачеха-Россия возместит польскому пасынку нанесенные ему душевные раны? Бесчисленные унижения? Втуне пропавшие дарования? Несостоявшиеся доходы? Возместит. Нет сомнений. Никуда не денется. Все продумано. Счет предъявлен к оплате. Желаю взамен золотую рыбку в образе и подобии двадцати МИГов, стараниями небескорыстных генералов переведенных в разряд обреченного на металлолом старья. Чуть подновляем, малость латаем – и прямиком в Индию. На каждой птичке навар в пол-лимона капусты. Сечешь? Голова идет кругом, хихикнул папа. Смеешься? Смейся. Рыдать ты будешь от черной зависти, надменно сказал Бертольд, и два дня спустя, ночью, покрылся липким потом и принялся блевать желчью.

– Желчью? – переспросил Сергей Павлович.

– Да, – всхлипнула Кира. – А ведь он кушал…

Но дыхание ровное, хоть и зело вонючее.

– Берт! – еще раз крикнул Сергей Павлович. – Открой глаза. На жену посмотри… На соседа. Собачкой полюбуйся.

Бася тявкнула.

– Умница, – похвалил ее Сергей Павлович.

Веки дернулись, но не разомкнулись. Тогда доктор Боголюбов, временно изгладив из памяти клятву Гиппократа, влепил бледному Бертольду две увесистые пощечины. Кира ахнула: