Александр Нежный - Там, где престол сатаны. Том 2

– Рад был оказаться рядом, – церемонно промолвил Игнатий Тихонович и прибавил, что после пережитых накануне потрясений нужна сугубая постепенность.

Никто не собирается оспаривать медицинские познания Сергея Павловича, но житейский опыт и здравый смысл тоже кое-чего стоят. Сосулька ли упала, не дай Боже, на чью-нибудь голову, что иногда случается в нашем городке, но обходится преимущественно легким испугом и незначительным ушибом, главным образом из-за малой высоты домов Сотникова, которая не позволяет массе оледеневшей и принявшей красочную форму воды набрать нужное для основательного удара ускорение. H в граде Сотникове ни в одном месте не достигает высоты Пизанской башни, с которой как будто бы праздно, но на самом деле с глубоким смыслом бросал на землю разнообразные предметы знаменитый Галилео Галилей. Все ученые – великие шалуны. А кто не шалун – тот не ученый. При имеющихся условиях V и G, каковая, как всем доподлинно известно, является константой, не создадут более или менее опасного давления килограмма на сантиметр площади (кг/см). Но и при таких малозначительных неприятностях следует хотя бы день провести в покое, возлежа на кровати, однако ни в коем случае не на пышной и вдобавок любовно взбитой преданной вам женщиной подушке, а пристроив голову на тощенькое и в меру жесткое изголовье. В случае же с доктором Боголюбовым даже страшно вообразить, сколько килограммов обрушилось на каждый сантиметр его драгоценной головы! Поэтому бодрись – не бодрись, а полежать надо. Вас пошатывает, словно вы, простите, под хорошей мухой, и, наверное, тошнит. Так? Сергей Павлович сглотнул слюну. Затылок, точно, побаливал. И голова кружилась. Он поморщился. Самую малость. В этой клетке у здорового человека голова кругом пойдет. На воздух, на воздух! Он сделал еще шаг – и осел на кстати подвернувшийся стул.

Игнатий Тихонович всплеснул руками. Вот видите?! Никаких прогулок! На улице вы где-нибудь приляжете или присядете возле заборчика, как наши алкаши сидят и курят.

Тихим голосом Сергей Павлович обещал, что курить не будет. По крайней мере, сегодня. Не курить; никуда не выходить; лежать; принимать лекарства; питаться.

Огласив эти шесть заповедей, Игнатий Тихонович выставил на стол термос и развернул сверток, от которого сразу же чудно запахло домашним праздником, гостями, шумными разговорами и бесконечными вопросами: неужто вы сохранили рецепт вашей бабушки? или положили сдобы? или готовили тесто только с желтками? Пирожки! С капустой, яйцами, с тщательно провернутой свежайшей говядиной, два часа назад еще шкворчавшие на сковородке!

– М-м-м… – откусив сразу полпирожка с капустой и прихлебнув крепкого горячего чая, расплылся Сергей Павлович. – Оленька у нас кудесница.

– Оленька у нас, конечно, выше всех похвал, – с некоторой и даже удивительной доктору сухостью отозвался Игнатий Тихонович. – Но в Сотникове и помимо нее есть, знаете ли…

– Мой дорогой! – все сразу сообразил и повинился Сергей Павлович. – Когда вас – стучим по дереву, где дерево? по столешнице: раз, два, три – саданут по голове подкованным башмаком, ей-Богу, вы можете даже перещеголять меня в глупости. Как я не догадался! Как не почувствовал! Как не признал искусную руку вашей подруги и ее доброе сердце! Ну а фонарик? – уплетая пирожок за пирожком, спросил доктор. – Нож? Имеете полное право отметить в летописи свое личное участие….

– Сергей Павлович! Умоляю! Я вам все купил, все принес. Но не следует вам в вашем состоянии…

– Не нам, не нам, но Имени Твоему… На небесах, Игнатий Тихонович, все решено и подписано. Как мне уклоняться от повеления свыше? Да еще после таких пирожков! Вы же как-никак Нестор, вы должны помнить: долг, завещанный от Бога мне, грешному… Ага, вот и фонарик. – Сергей Павлович включил его, полюбовался ярким снопом света, осветившим даже дома на противоположной стороне улицы, и выключил. – Батарейки будем беречь. А вот и нож. – Доктор не без усилия раскрыл его, оценил прочность лезвия и, удовлетворенно кивнув, захлопнул.

– Благодарю, сердечный друг мой. Что бы я делал без вас в городе моих предков! Вы меня просветили, вы меня обогрели, вы меня напитали. А ваша летопись! От нее не оторваться. Разве это не высшая похвала, с которой читатель может поклониться автору? – И Сергей Павлович, соблюдая все меры предосторожности, то бишь не резко и держась рукой за спинку стула, отвесил сотниковскому Нестору поясной поклон. Игнатий Тихонович не знал, куда себя деть.