Александр Чаковский - Нюрнбергские призраки (книга вторая)

Ничего этого и многого другого Рихарду не суждено было узнать. У него уже давно была изуродована душа, а теперь убита и плоть…

Лишь через несколько дней дворники случайно обнаружили его уже разлагающийся труп…

(C) «Роман-газета», 1990.

Вот сообщения из газет начала нынешнего, 1990 года:

…Баварская полиция арестовала главаря одной из неонацистских организаций ФРГ — «Вольфшанце» ("Волчье логово"). Созданная недавно, она получила свое название в память о резиденции Гитлера, находившейся во время войны в Восточной Пруссии. При обыске штаб-квартиры организации конфисковано большое количество огнестрельного и холодного оружия, литература, пропагандирующая насилие.

Широкие круги общественности ГДР встревожились внезапной, резкой активизацией здесь неонацистских проявлений. Впервые за все годы существования памятника советскому воину-освободителю в берлинском Трептов-парке он был осквернен. На постаменте, на надгробиях солдатских могил намалеваны лозунги, восхваляющие Гитлера и порочащие Советский Союз, призывающие к восстановлению германского рейхи в границах 1937 года и расправе над инакомыслящими, прежде всего коммунистами, над «неарийцами», иностранцами. Полиция, прокуратура, представители правительства ГДР заявили о необходимости "решительного отпора правоэкстремистской, неофашистской опасности".

Вспышка неонацизма, сопровождающая процессы стремительных политических изменений на востоке Германии, — новое явление европейской жизни. По мнению ряда наблюдателей, настроения такого рода, в частности, среди молодежи, вызревали в ГДР давно, но прежнее руководство старалось не придавать им значения, дабы не портить внушительный фасад государственного благополучия.

Итак, идеология неонацизма давала о себе знать не только в ФРГ, что всегда было известно, но и в ГДР, где такое явление казалось немыслимым. Нацистская опасность жива. Она питается своекорыстной игрой политических сил. Жизненно необходимо помнить об этой опасности, ни в коем случае не преуменьшать ее, считать противостояние ей необходимым условием демократического устройства общества.

В сущности, к этому и призывает, об этом и написан роман Александра Чаковского "Нюрнбергские призраки".

Рассказывая во второй книге романа короткую ы кровавую историю деяний Рихарда Альбига, молодого "патриота рейха", воспитывавшегося в немецкой эмигрантской колонии в Аргентине и приехавшего в ФРГ, писатель особо подчеркивает такую черту персонажа, как фанатизм, бездумное, лишенное сомнений и колебаний следование постулатам о превосходстве арийской расы, об особой роли Германии в мировом порядке.

Впечатляющий образ нациста-фанатика был в свое время создан А. Чаковским в известном романе «Блокада»: эсэсовский танкист, майор Данвиц, храбро сражающийся на восточном фронте, искренне убежден, что является хранителем "арийской чести", продолжателем подвигов легендарного Зигфрида. «Честь» не мешает ему зверствовать на русской земле, напротив, вроде бы и оправдывает карательные акции против «недочеловеков», смеющих быть недовольными варварским нашествием.

Сродни Данвицу — Адальберт Хессенштайн, он же Хорст Альбиг, отец Рихарда. Это — центральный персонаж первой книги "Нюрнбергских призраков" (также изданной "Роман-газетой"). Действие в ней происходило в Берлине и Нюрнберге в первые месяцы после Победы, бригаденфюрер СС Хессенштайн показан был в положении, когда он вынужден скрываться от возмездия, изменить не только имя, но и внешность…

Примечательно, однако: Хессенштайн не просто стремился выжить, уцелеть в бурном водовороте событий. Он жаждал по-прежнему служить нацистской доктрине, готовить реванш, сполна отплатить врагам рейха — разумеется, красным раньше всего. Хессенштайн поначалу даже отвергал предложение об эмиграции в Южную Америку: оно казалось ему чуть ли не изменой. И еще красноречивая деталь: следя за процессом в Нюрнберге (он составляет как бы фон событий первой книги), Хессенштайн испытывает недовольство, даже негодование по поводу недостаточной «твердости» подсудимых, совсем недавних своих кумиров.

Герой первой книги романа показан частицей страшного механизма — частицей как бы саморегулирующейся, самонаводящейся, способной к действию и тогда, когда общий механизм обветшал, пришел в негодность. Автоматизм мышления и действий Хессенштайна имеет солидную основу, он приобретен, когда бригаденфюрер исполнял свои обязанности в системе управления концлагерями: "Смерть десятков тысяч людей была для него канцелярской работой", "материя смерти" казалась "бестелесной"…