Юрий Алкин - Мат

Он опустил книгу и весело посмотрел на Джоан.

— А теперь вспомни, что ты думала о начальстве, когда оно в прошлый раз приблизило очередного тупицу. Или не приблизило тебя.

— Это лучше не вспоминать, — отмахнулась Джоан. «Слишком много болтаем, — недовольно подумала она. — И вообще не о том. Пора». Она заложила руки за голову и сладко потянулась.

— Интересно, что мы должны делать, почитав такие книги?

— Еще интереснее, что мы не должны делать.

— Ну, и как ты думаешь, — она медленно положила ногу на ногу, — есть что-то такое, что нам делать не следует?

Глаза Майкла скользнули вниз.

— Может, и есть, — сказал он после короткой паузы. — Например, мы не можем позволить себе терять время.

Наконец-то… Сразу бы так. А то макиавелли, шмакиавелли… Но теперь уже моя очередь тянуть. Джоан серьезно кивнула.

— Да, времени на ошибки нет. Осталось ведь всего два дня.

Она вдруг рассмеялась.

— Представляешь, какие интриги здесь крутятся? У тебя сейчас за стеной вполне может созревать заговор.

— За стеной никого нет. Ни за одной, ни за другой.

— Откуда ты знаешь?

— Оттуда же, откуда ты знаешь номер моей комнаты, — Майкл, не глядя, указал на дверь, на которой красовался список имен. — А заговоров здесь не бывает.

— Ты всем настолько доверяешь? — изумилась Джоан. Ей даже не потребовалось притворяться.

— Нет, конечно. Но здесь каждый сам за себя.

— И ты?

— И я, — кивнул Майкл. — И ты тоже.

— Вы, мужчины, ужасно любите все упрощать, — сверкнула жемчужной улыбкой Джоан. — Все у вас или черное, или белое. Друг или враг. Если не со мной, то против меня.

Она снова переложила ноги и немного потянула юбку вниз. Старый, но безотказный трюк сработал и в этот раз.

— Опять стереотипы? — поинтересовался Майкл, переводя глаза обратно на ее лицо. — У тебя что, не так?

— Не так, — Джоан встала. — Я могу быть против тебя. Но и с тобой.

Она обошла диван, рассматривая комнату, и наклонилась, опершись локтями на спинку. Теперь темные внимательные глаза оказались совсем близко.

— Надо уметь совмещать приятное с полезным. А иначе не будет ни того, ни другого. Понимаешь?

— Понимаю, — согласился Майкл. — А сейчас ты хочешь заниматься приятным или полезным?

— А это ты мне скажи, — и она качнулась навстречу этим глазам.

— По-моему, это было приятное, — задумчиво сообщил Майкл минуту спустя. — Впрочем, я не уверен. Надо бы повторить.

И они повторили.

— Ты был вчера просто великолепен, — сказала, отстраняясь, Джоан. — Эти правила — вообще гениальный ход.

— Садись, — сказал в ответ Майкл. — Вот так. Нет, ближе. Еще ближе…

— Отдышаться дай, — попросила Джоан через несколько минут. — Нельзя же так…

Она поправила волосы. Майкл смотрел на нее со странным выражением. Джоан почти физически ощущала, как его взгляд скользит по ее разрумянившемуся лицу, спускается ниже на плечи, перескакивает на струящийся шелк полурасстегнутой блузки. О чем он думает, понять было, как обычно, невозможно, но на какую-то долю мгновения ей показалось, что в глубине этих глаз промелькнуло сочувствие.

— Действительно, — сказал он, наконец. — Пора это прекращать. Тебе ведь еще многих обходить.

Сначала Джоан показалось, что она ослышалась.

— Обходить? — все еще улыбаясь, вопросительно повторила она.

— Посещать? — предположил в ответ Майкл. — Нас девять, а ночей всего три. Вряд ли я последний.

Джоан сама не поняла, когда именно закатила ему звонкую пощечину, — до того, как вскочила на ноги, или после. Она судорожно застегивала упрямую пуговицу, которая никак не желала попадать в петлю, и повторяла:

— Мерзавец, ну, мерзавец…

Майкл тоже поднялся. Что-то в его лице вдруг напомнило Джоан о том, что рассказывала ей Стелла: избиваемая жена, суд, «женщин надо ставить на место»… Ей вдруг почудилось, что Майкл произносит низким изменившимся голосом: «Никогда, слышишь, никогда не смей меня бить»…

Но ничего подобного Майкл не говорил. Вместо этого он потрогал начинающее выступать на щеке багровое пятно и сказал:

— Зря только время тратишь. Не нас надо окручивать, а тех, кто бумажки пишет. Эд вон уже третий день на тебя пялится.

Джоан окатила Майкла холодным презрением синих глаз и молча развернулась.

— Закончишь с полезным, приходи за приятным, — донеслось ей вслед.

Ей потребовались немалые усилия для того, чтобы не хлопнуть изо всех сил дверью.

Минуту она постояла возле ставшей теперь ненавистной двери, медленно дыша и приходя в себя. Затем пошла прочь от нее, кусая губы и так до конца и не успокоившись. Так сильно ее еще никто и никогда не оскорблял. «Нас девять, а ночей всего три»… — жег память холодный голос. Лучше бы он просто назвал ее шлюхой. Собственно, именно это он и сделал, но в еще более оскорбительной форме. И главное, она ведь сама к нему пришла! Сама! И пусть он был тысячу раз прав, а в чем-то он и был прав, никто ему не давал никакого права так с ней разговаривать. Подумаешь, нашелся тут. Да она и не собиралась с ним спать, по крайней мере, в эту ночь. А он обошелся с ней, как с дешевой проституткой. Нет, даже с ними так не обращаются! Ей хотелось вернуться и врезать ему еще раз.