Всем уже было известно, что батальоны двенадцатого полка занимали на фронте одну из наиболее опасных позиций у Подгоры; многие молодые офицеры нашли там свою смерть во время тяжелых и бесплодных атак. Вот почему и потребовалось незамедлительно послать пополнение.
Едва полковник отпустил офицеров, душевное напряжение каждого из этих двенадцати юношей в первую минуту вылилось в странное оцепенение, как будто все они внезапно опьянели. Однако почти тотчас же оно уступило место судорожному взрыву шумного веселья; но вскоре все они опомнились и наперебой стали убеждать друг друга, что веселятся от всей души.
Все единодушно решили не мешкая отправиться на телеграф и в осторожной форме сообщить родителям о предстоящем отъезде.
Все, кроме одного. Это был один из восьмидесяти молодых лейтенантов, окончивших вместе с Марино Лерной офицерскую школу в Риме; он тоже получил назначение в двенадцатый полк. Фамилия его была Сарри; этого Сарри Марино Лерна недолюбливал и вовсе не хотел служить с ним в одной части, но именно тот волею судьбы был выделен из числа восьмидесяти курсантов римской офицерской школы и направлен вместе с Лерной в один полк.
По правде сказать, Сарри некому было телеграфировать о своем отъезде. За три дня, проведенных вместе с ним в Мачерате, Марино Лерна не то чтобы полностью переменил свое мнение о Сарри, но все же стал гораздо лучше относиться к нему, быть может, потому, что наедине с ним Сарри отбросил свои надменные замашки, которые восстанавливали против него товарищей по офицерской школе. Марино Лерне теперь казалось, что он понял источник надменности Сарри: ее причиной было почти безотчетное стремление этого юноши не смешивать собственных чувств с чувствами других, а доказывать всеми возможными способами, что он испытывает не просто иные, а прямо противоположные чувства; при этом Сарри нисколько не заботился об уважении окружающих. Можно сказать, не столько сам Сарри, сколько его манера держать себя возбуждала неприязнь к нему, которой он, между прочим, даже гордился. Сарри был богат и совершенно одинок и мог поэтому вести себя так, как ему заблагорассудится.
Из Рима он привез с собой в Мачерату девицу легкого поведения, которую содержал уже около трех месяцев; она была хорошо знакома его товарищам по офицерской школе. Сарри рассчитывал пробыть в тылу, по крайней мере, месяц и собирался за это время вкусить, как он сам выражался, ото всех плодов, и прежде всего от самого доступного — от плотской любви; он не сомневался, что ему суждено погибнуть на войне; к тому же мысль, что после окончания войны ему пришлось бы жить в стране, где будет полным–полно героев, окруженных поклонением, казалась ему невыносимой.
Когда Марино Лерна собрался уже идти на телеграф, он увидел Сарри и спросил его:
— А ты не пойдешь? Сарри пожал плечами.
— То есть... Я хотел сказать... — продолжал Лерна, смешавшись и стараясь исправить свою неловкость. — Я хотел попросить у тебя совета.
— Почему именно у меня?
— Сам не знаю... Понимаешь, когда я три дня тому назад уезжал из Рима, я обнадежил отца и мать...
— Ты единственный сын?
— Да, а что?
— Сочувствую тебе...
— А, понимаю, из–за моих родителей... Так вот, я обнадежил их, сказав, что меня отправят на фронт не раньше чем через несколько месяцев и что перед тем, как уехать, я непременно повидаюсь с ними в...
Он собирался сказать « в последний раз », но замялся. Сарри все понял и усмехнулся:
— Ты так и скажи: « в последний раз ».
— Нет, почему же? Станем надеяться, что нет, тьфу, тьфу, не сглазить! Скажем, повидаться «еще раз» перед отъездом.
— Ну ладно, а дальше что?
— Подожди. Отец взял с меня слово, что, если мне откажут в отпуске, я заблаговременно извещу его, чтобы он мог приехать сюда вместе с мамой и проститься со мною. А теперь вот мы отправляемся завтра в пять вечера.
— Если они выедут нынче десятичасовым поездом, — заметил Сарри, — они будут здесь завтра в семь утра и смогут провести с тобою почти, целый день.
— Итак, ты мне советуешь?! — воскликнул Марино Лерна.
— Нет, что ты, — ответил Сарри не задумываясь. — Скажи–ка, тебе удалось уехать из Рима без слез?..
— Нет, конечно! Мама горько плакала.
— И тебе этого еще мало? Тебе хочется снова увидеть ее плачущей? Сообщи им, что уезжаешь сегодня вечером и простись по телеграфу! Так будет лучше и для тебя, и для них.
Затем, увидя, что Лерна в смятении и нерешительности, Сарри сказал:
Читать дальше