Сердар Озкан: Ключ жизни

В Книге речь шла о Мире Света, о путешествии в этот мир, о Бессмертных и о мужчинах и женщинах, раскрывших тайну бессмертия. Кроме того, там говорилось о возвращении Избранного.

Избранный упоминался в этой книге несколько раз. Там было написано, что последний хранитель Книги Надежды станет Избранным, и он сумеет прочесть запечатанную часть текста в конце книги. Когда он сломает печать, весь мир наполнится светом и вступит в эпоху вечного мира.

По этой причине на хранителе книги лежала огромная ответственность: если хоть один экземпляр на каком-либо языке будет утрачен и Избранный не сумеет его найти, эпоха вечного мира, которую ждали тысячи лет, никогда не настанет. Избранному суждено собрать все экземпляры мира и превратить все языки мира в один язык, все Книги Надежды — в одну Книгу.

В то время как часть Книги Надежды касалась всего мира, другая ее часть соотносилась с человеком, бывшим ее хранителем. Все во Вселенной имело свое отражение в человеке. В нем шли бесконечные войны, находилось там место и для неизменного стремления к миру. В человеке находилось место и Избранному, и Книге, которую ему должны были передать, и печати, которую нужно было сломать.

Поэтому хранитель был не просто звеном в цепочке передачи Книги Надежды Избранному. Хранитель мог сломать печать в своей душе. На самом деле каждый человек обладает способностью сломать эту печать и достичь вечного света, ибо Книга Надежды написана в каждой душе.

И потому, несмотря на чувство покоя, царившее в его сердце оттого, что он прожил с Книгой Надежды почти всю свою жизнь, старик волновался, ведь он еще не нашел ребенка, которому должен был ее передать. Он не обращал внимания на приступы кашля, разрывавшие его легкие, и невыносимую боль в ногах, ибо знал, что вскоре ему протянет руку Ангел Смерти, чье сердце преисполнено сострадания. Ах, если бы он только мог передать вверенное ему!

Знамения указывали старику путь. Ему помогали ангелы. В действительности все делал Бог, но Бог оставлял часть задач Своим слугам, которые полагали, что выполняют их самостоятельно. Именно поэтому старику нужно было завершить начатое. Иначе что же он скажет своему Другу?

Садилось солнце. Старик с усталыми, но все равно сияющими глазами взглянул на семь островов, а затем направил стопы свои в семнадцатое селение, расположенное у подножия Холма Пустоши. Это был его следующий пункт назначения…

Все в этом мире проходит. Именно поэтому жизнь бессмысленна. «Поэтому завершение жизни и наделено смыслом», — подумал я. С другой стороны, откуда мне знать, что случится в тот момент, когда я буду размышлять над смыслом?

— Остановись, Омер! Не делай этого! Когда-нибудь ты все равно умрешь, — произнес голос, который, как мне сначала показалось, шел из глубины моей души.

— Но это произойдет еще не скоро, — возразил я.

— Ты этого не знаешь. Ведь человеческая жизнь коротка.

— Время в тюрьме течет медленно, — заявил я. — Даже в тюрьме без стен.

— Почему ты думаешь, что ты в тюрьме?

— Человек в тюрьме тогда, когда он не свободен.

— Ты не можешь покинуть этот мир, Омер. Не сейчас.

— Почему? Все в этом мире исчезает, и сейчас я хочу исчезнуть.

— Если ты действительно этого захочешь, сможешь сделать так, чтобы ничто не исчезало.

— Это ложь, — сказал я, протягивая руку к банке со снотворным.

Сегодня мне исполнилось тридцать, и этот короткий разговор, состоявшийся на моей лодке «Сафа», что встала на якорь у небольшого острова в Эгейском море, мог быть лишь внутренним диалогом. Мог и должен был.

Собственно говоря, в происходящем не было ничего необычного, за исключением лишь того, что завтра рыбаки обнаружат мое бездыханное тело в этой лодке. Море имело привычный цвет. Вершина Холма Пустоши была голой, как всегда. Бухта у Цветочного острова была безлюдной, как всегда. Все оставалось таким, как полагается, начиная с криков чаек и вплоть до лодок любителей порыбачить, видневшихся вдалеке у берегов семи островов.

Если бы мне только удалось заставить замолчать этот голос в моей голове, я бы умер в мире и покое. Я думал, что могу заставить его замолчать, так как этот голос звучал во мне, а я находился в лодке, значит, голос был слышен и в лодке тоже. Вот только это было не так. Или… или так?