Таг осторожно тронула его ладони, которые он протянул вперед, показывая, что угощения больше нет.
– Прости, солнышко, орехи кончились. Ты съела весь пакет.
– Господин президент, мы должны обсудить с вами, в какой части представления вы можете выйти на сцену.
– М-мм. Я задумался, как здорово было бы иметь ручного слона. Мечта жизни, правда? Будь у меня слон, я бы ходил с ним по магазинам. Воображаю рожу бакалейщика, если бы Герцогиня пришла за покупками со слоном! – Гардинг запрокинул голову. Даже в полутьме его лицо выглядело изможденным. – Подумать только, ручной слон!
Он улыбнулся почти весело, и в этот миг Картер заметил, что у президента Соединенных Штатов вымученная улыбка человека, который слишком много видел.
– Господин президент…
– У меня сестра в Бирме. Работает в миссии. У одного туземца был старый умирающий слон. Он пытался убежать и умереть в одиночестве. Хозяин, чтобы этого не допустить, запер его в клетку. Пока слон видел хозяина, он был спокоен, но если тот отходил хотя бы ненадолго, впадал в отчаяние. Когда слон перестал видеть, он нащупывал хозяина хоботом. Так и умер, держась хоботом за руку лучшего друга.
Гардинг отошел от клетки, отвернулся и закрыл лицо руками. Плечи его затряслись, половицы под ногами заскрипели. Картер подумал, что снаружи мчатся автомобили, люди смеются в кафе, банкиры и рабочие, телефонистки и землекопы, хористки и адвокаты весело спешат по жизни, далеко-далеко от тесного загончика за сценой.
Гардинг повернулся к иллюзионисту и шмыгнул носом, силясь взять себя в руки.
– Картер, если бы вы узнали страшную тайну, как бы вы поступили для блага страны: скрыли бы ее или обнародовали?
Судя по вспыхнувшему лицу Гардинга, тот отчаянно нуждается в ответе. И как всегда после смерти Сары, Картер замкнулся в себе. Он посмотрел на рукав – нет ли там пылинок.
– Не уверен, что я компетентен в этом вопросе.
– Пожалуйста, скажите, что делать.
Картер заговорил сценическим голосом, словно отстраняя Гардинга твердой рукой:
– Вы спрашиваете профессионального иллюзиониста. Я присягал, помимо прочего, хранить тайны. Интеллектуально…
– К чертям интеллектуальность. Речь не о секрете фокуса. Цель этой тайны – не развлечь, а причинить вред.
– Тогда, наверное, вы сами знаете ответ, господин президент.
Гардинг закрыл лицо руками и застонал.
– Если бы только не эта поездка… Если бы только не это всё… Если бы… Если бы…
И тут Картер дрогнул. При всей своей внешней холодности он искренне стремился помогать людям. Перед ним забрезжило, как помочь президенту. Он сказал:
– Я знаю, чем вас отвлечь. Слышали про театр «Гран Гиньоль» [4]в Париже?
Гардинг, не отнимая пухлых рук от лица, мотнул головой.
– Не важно. Главное, я знаю, какая часть представления понравится вам больше всего. – Иллюзионист улыбнулся своей обычной полуулыбкой. – Та, в которой вас разрубят на куски и скормят диким зверям.
Гардинг сдвинул руки к щекам. Мгновение стояла тишина, потом два человека, президент и фокусник, начали обсуждение. Время поджимало, поэтому говорили они недолго, но содержательно.
3 августа, в пятницу, гроб с телом Гардинга стоял в вестибюле «Палас-отеля». Сперва произошла заминка: единственный флаг, который отыскали, чтобы положить на гроб, висел перед гостиницей с 1913 года и превратился в выгоревшую тряпку, негодную для скорбного случая. Наконец нашли другой флаг. Начали прибывать венки от местных, общенациональных и зарубежных государственных деятелей. К вечеру вестибюль утопал в цветах, служители гостиницы вынуждены были ставить их у подъезда. К утру цветы, одиночные, в букетах и даже в дорогих вазах, заполнили весь квартал. Говорили, что глубоко вздохнуть у «Палас-отеля» – значит ощутить благоухание рая. Еще несколько недель в центре Сан-Франциско можно было в туманную погоду различить слабый аромат роз, потом он рассеялся окончательно.
Поезд, на котором Гардинг совершал «Турне понимания», превратился в погребальный кортеж. Локомотив и три вагона убрали траурными лентами. Гроб поместили на уровне окон, чтобы люди на вокзале могли снять шляпы и попрощаться с президентом.
Вскоре Гардингу предстояло прослыть худшим президентом в американской истории, а его имени – стать синонимом продажности и корысти. Однако сейчас, когда поезд отъезжал от перрона, мальчишки бежали следом, пытаясь коснуться президентской эмблемы на вагоне, чтобы сохранить память о сегодняшнем событии.
Читать дальше