Джоанн Харрис - Чай с птицами

— Я защищался, — ответил он. — Я читал книги. Я наводил справки. Я знаю, что случается в третьем акте с парнем в черной шляпе. А мне тут нравится, мистер Кеннерли. Я люблю быть главным. И не собираюсь позволить какому-нибудь грошовому писаке вычеркнуть меня из сюжета, нет, сэр.

Он медленно наставил револьвер на К.

— Хлеба и зрелищ, так, кажется, говорил тот древнеримский тип? Народ надо держать сытым и развлекать? А если уж напрямоту, развлечение — важная часть и вашего бизнеса, мистер Кеннерли, и моего, верно, сэр?

К. слабо кивнул.

Шериф улыбнулся.

— Видите, какая у меня проблема, — сказал он. — Вы меня оставили за главного, сэр, и очень нечестно, что вы теперь вернулись через двадцать лет и хотите все забрать назад. Это нечестно, неправильно, и я этого не потерплю. Кроме того, — сказал шериф, открывая красную тетрадь, — я жестокий и безжалостный, таков уж я есть, это я хорошо умею и собираюсь и дальше продолжать в том же духе.

— А что же будет со мной? — спросил К., не сводя глаз с наставленной на него тетради.

Одноглазый скромно улыбнулся.

— Я думаю, довольно уже стрельбы, — сказал он. — Но все равно, сэр, вы должны сами понимать, что я не могу вас отпустить, слишком рискованно. Я не хочу сказать, что управлюсь лучше вас, но я буду стараться изо всех сил, будьте покойны.

— Я не понимаю, — сказал К.

— Прекрасно понимаете, — сказал Одноглазый, слюнявя кончик карандаша. — Так или этак, а развязка должна быть. Как все эти ребята и говорили. Свадьба, похороны, черт возьми, да прорва разных вариантов, сэр, и я надеюсь, что вы доверите мне сделать правильный выбор. По правде сказать, — шериф заскромничал, и его обветренные щеки чуточку зарделись, — я тут кое-что набросал, что можно попробовать прямо сейчас, просто чтоб посмотреть, как оно выйдет. Вздернуть флаг, если можно так выразиться, и посмотреть, кто ему отсалютует.

У К. настолько пересохло в горле, что он не мог ничего сказать и лишь еще раз слабо кивнул.

Шериф был явно доволен.

— Я рад, что вы к этому так разумно подходите, сэр. И я знаю, вам понравится моя задумка.

— Какая? — тихо-тихо спросил К.

— Ну… Можете называть меня консерватором, но старые добрые сюжеты — они всегда хороши, верно? Кроме того, людям на пользу, когда им есть чего ожидать с нетерпением. — Он ухмыльнулся, и К. опять показалось, что он чуточку покраснел. — Скажите мне, что вы об этом думаете, сэр. Я, конечно, уважаю ваше мнение. Но мы в Догтауне… Жизнь тут тяжелая, развлечений мало, и я думаю, все со мной согласятся, что давненько мы уже никого не вешали.

Герой «Ежевичного вина» неспособен оставаться на уровне, которого достиг в своем первом романе, и вновь скатывается к писанию второсортной фантастики ради куска хлеба. Его псевдоним — Джонатан Уайнсеп, и он из тех людей, которые никогда не станут взрослыми. К счастью, я точно такая же.

«Смерть каждой жизнеформы уменьшает и меня, ибо я часть Жизнества».

«Жизнекредо Самости», ок. 2141. Стих 363. Две тысячи повторений ежедневно в первые двадцать лет жизни. Думаете, я помню их все? Черта с два.

«Единственное благо — общее благо». Еще один. Двадцать пять тысяч повторений на сегодняшний день, а будет больше. «Блаженны страдающие во имя Мое, ибо их занесут в Вечную Базу Данных Спасения».

Говорят, в чужую голову не залезешь.

Фигня.

В мою влезали уже столько раз, что живого места не осталось — все всмятку, вкрутую, разобрано, собрано, психосканировано, замескалинено, восстановлено кортисинтом и гиперталамусом и в целом затрахано до смерти. Может, ты мне вообще только кажешься. Может, я совсем с катушек съехал. Знаешь, они и это могут, заставить человека чокнуться, ненадолго, все в рамках Великого Эксперимента Самости, кто знает, может, теперь и до этого дойдет, да какого черта, бывало и хуже.

Не веришь? Слушай, я уже побывал калекой (чтобы лучше изучить себя в состоянии беспомощности), шлюхой, практикующей садо-мазо (чтобы развить женственную сторону своей души), солдатом (чтобы научиться доверять чужому авторитету) — и это еще только нормоформы. Плавникоформы, нольживущие акваформы — полмили от носа до хвоста, метанодышащие ксеноформы, я всех перевидал, всеми перебывал. И знаешь, что я тебе скажу?

Фигня. Всё фигня.

А может, они хотели как мне лучше. Если въехать на небоцикле в неподвижный объект со скоростью триста двадцать в час, от тебя мало что останется. Или это тоже была программа Самости? По временам я даже этого вспомнить не могу. Хотя нет, если подумать, на такое они не способны. Слишком уж весело.