– Отомстить? – переспросил Гарсиа. – Ты же не собираешься их снова убивать?
– Нет, Гарсиа. Увидишь.
Индейцы пробудились; выяснилось, что их не только до смерти пугают странные люди вокруг – индейцы к тому же говорят на неопознанном языке – не аймара, не кечуа, не гуарани. Аурелио был убит. Подружиться с индейцами не удалось, и в ночь после пробуждения все они поголовно ускользнули из Кочадебахо де лос Гатос и скрылись в горах, уверенные, что бежали из рабства.
Испанцы же проснулись, полагая, что они тут самые главные. Поначалу они были совершенно сбиты с толку, не понимали, где находятся, не узнавали ни города, ни людей. Но не прошло и получаса, как надменный граф Помпейо Ксавьер де Эстремадура отвесил оплеуху Фелисидад за то, что при встрече с ним не сделала реверанс, а один солдат при всех попытался овладеть Франческой и ударил Хосе, когда тот его оттащил.
После пары-тройки доказательств их наглого и недопустимого неуважения к обществу Хекторо вскочил на лошадь и заарканил графа своим лассо – граф приказывал Ремедиос его накормить. Надменного конкистадора, сыплющего проклятиями на старомодном кастильском диалекте, отволокли на аллею ягуаров и привязали к обелиску. Остальных членов отряда подлых иберов окружили, под дулами ружей пригнали туда же и тоже привязали к обелискам.
– Я требую, – гремел граф на своем чудном наречии, – чтобы меня незамедлительно освободили, иначе все вы отведаете острие меча Его Католического Величества! Город ваш сровняют с землей, а всех вас четвертуют и бросят на съеденье псам! Как дерзнули вы совершить сие оскорбительное кощунство против мощи Испании!
– Затихни! – проговорил Хекторо сквозь зубы. – Иначе я оторву тебе яйца и заставлю их съесть! – Он вытащил нож и помахал у испанского аристократа перед носом.
Затем выехал на середину аллеи, чтобы все слышали, и объявил:
– Четыреста лет вы были мертвяками, но мы совершили благодеяние и вернули вас к жизни! Нет здесь никакого короля Испании! Тут вообще нет королей, графьев, маркизов или там принцев! Вы должны быть благодарны, послушны и благовоспитанны, иначе мы вышвырнем вас в горы, чтоб вы снова там передохли! – Хекторо выдержал эффектную паузу. – Для нас вы хуже собак! Ни чести у вас, ни достоинства! И не ждите от нас доброго отношения, его еще заслужить надо! За вашу дикость приговариваю вас к неделе унижений!
Хекторо соскочил с лошади и подошел к графу. Тот ожег его высокомерным взглядом и презрительно процедил:
– Ты умрешь, собака, едва Король узнает о твоих словах!
Хекторо сплюнул, расстегнул ширинку и обильно помочился графу на ноги. Тот побагровел от бешенства, задергался, пытаясь освободиться от пут, изрыгая ругательства и проклятия. Люди в толпе одобрительно кричали и хлопали, а Хекторо неспешно вернулся к лошади и вскочил в седло. Он послушал, как ему аплодируют, и поднял руку, прося тишины.
– Калечить не надо, – сказал он. – Позорьте их.
Аурелио обернулся к Педро.
– Отмщение. – И он улыбаясь пошел прочь.
Всю неделю ребятишки забавлялись, повторяя проделку Хекторо и кидаясь в испанцев комками ила, которые шмякались о гравированные кирасы и шлемы, и оставляли грязные следы на алых кюлотах. Фелисидад дергала графа за бороду и защемляла ему нос, а тот безмолвно испепелял ее взглядом. Франческа спустила штаны покусившемуся на нее солдату и облила ему член соусом из испанского перца, а Консуэло натолкала конского навоза в шлем испанцу, который ее толкнул, и нахлобучила ему на голову.
Солдат отвязали, когда каждый под страхом изгнания поклялся никого больше не оскорблять и без устали трудиться на расчистке города. С задиристыми размороженными вояками несколько месяцев обращались, по сути, как с презренными рабами: они трудились связанными, под ружейными дулами. Строптивый и нераскаявшийся граф простоял у обелиска целый месяц, а затем хмуро согласился работать, как все; к насмешливому пренебрежению он не привык, его свирепая гордыня в конце концов сменилась глубоким унынием, и граф стал чахнуть. В результате даже Хекторо пожалел сломленного воителя, а Ремедиос, проникнувшись его бесконечными страданиями, впечатляюще изысканной учтивостью, глубокой грустью и старомодной речью, угощала его лакомствами, уже влюбляясь.
Тем временем отец Гарсиа мысленно разрабатывал детали нового богословского учения. Поразмыслив над непостижимостью мирового зла, он пришел к заключению, что Бог не создавал мир, а сотворил одни души. На самом деле, Господь допустил грандиозную оплошность, сотворив Дьявола, а тот создал мир и хитростью запихнул души в тела. Единственный способ пробиться назад к Создателю – отвергать Дьяволово творение: не есть мяса, чтобы не вмешиваться в переселение душ, и уменьшать царство Дьявола, отказываясь плодиться и размножаться.
Читать дальше